сомневаясь, что ее бросили умирать в пустом доме, Лаиса начала кричать — сначала неуверенно, потом все громче. Никто не отвечал. Квартал, где стоял дом Алигьери, отличался малолюдностью. Женщина быстро сорвала голос. Тогда она встала на руки и здоровое колено и осторожно перевалилась на ступеньку пониже. Получилось терпимо, правда, следующая попытка вновь заставила ее стонать. На третьей ступеньке колено соскользнуло, и она сильно ушибла здоровую ногу. Тогда в отчании она перестала двигаться и начала молиться.

Мадонна Алигьери с дочерью торопливо шли по переулку.

— И хорошо, что этого дома завтра не станет, — говорила Джемма с несвойственной ей живостью, — сломают эту ужасную лестницу, люди больше не будут разбиваться на ней.

— Мама, а ты хотела убить мадонну Лаису? — робко спросила Антония.

— Что у тебя в голове, ужасный ребенок! — закричала та и отвесила дочери оплеуху. — Как ты можешь говорить такое родной матери?

— Просто она ведь злая и мучает тебя, — прошептала девочка еле слышно, потирая щеку. — Я подумала…

— Убийство — страшный грех, — раздельно и четко проговорила мадонна Алигьери, — тот, кто убьет — отправится в ад, и никакие молитвы не спасут его. Запомни это. И убивать я ее вовсе не хотела, просто мне стало дурно от ее болтовни. А сейчас поторопись. Мы должны ей помочь.

…Лекарь наложил повязку, закрепив сломанную кость мадонны Лаисы. Четверо сильных молодых мужчин положили даму на носилки и осторожно понесли домой. Мадонна Алигьери шла рядом, держа подругу за руку.

— Кариссима, мне так страшно, — вдруг тихо сказала Лаиса. — Я же совсем одна. Муж умер, сыновья разъехались.

— Я не покину тебя, — весомо сказала Джемма. — Буду приходить каждый день. Тебя будет кому пожалеть.

…Нога Лаисы срослась неправильно, ее пришлось снова ломать, потом началось воспаление. Бедная женщина исхудала от страданий, еле выжила и смогла ходить потом лишь с клюкой. Все эти долгие месяцы Джемма ходила к Лаисе, будто на службу, помогая служанке ухаживать за больной, причем делала это самоотверженно. Каждый ее приход начинался с экспрессивного воззвания:

— Бедная, бедная моя Лаиса!

Проговорив это, мадонна Алигьери снова превращалась в обычную сдержанную Джемму и кротко терпела Лаисину невыносимую болтливость. Правда, та больше не осмеливалась учить жизни подругу, отводя душу обсуждением недостатков различных соседок.

Глава тридцатая. Справедливость

В последние годы XIII века (а точнее, с понтификата Бонифация VIII, 1294 год) враждебность по отношению к власти Святого престола вышла за пределы борьбы двух итальянских политических партий. К конфронтации подключилась Франция. В результате этого в 1303-м папа Бонифаций VIII оказался в плену у короля Филиппа IV Красивого, после чего скончался. Следующего папу, Климента V (1305–1314), вынудили покинуть Рим. Он поселился в Авиньоне в печальном статусе пленника французской короны, с этого момента начался странный период в жизни папской империи, вошедший в историю как Авиньонское пленение.

Конечно, папы в Авиньоне были далеко не в реальном плену. Это более походило на грамотный политический ход: обменять привилегии на сотрудничество с французскими королями, которые тогда имели огромное влияние в Европе. Папы оказались как бы послами и выразителями воли этих королей, они исполняли их важные дипломатические миссии. На рейтинг Святого престола эта ситуация повлияла двояко. С одной стороны, папство как институт сильно сдало свои позиции в политической жизни Европы. С другой — внутрицерковный авторитет при поддержке статусных королей усилился.

А что же происходило в Вечном городе, покинутом понтификами? Там начались беспорядки. Давняя борьба за власть между двумя самыми знатными родами — Орсини и Колонна вылилась в гражданскую войну. Затем Рим покорил император Генрих VII, но ненадолго. После его изгнания произошло общегородское восстание граждан во главе с Кола ди Риенцо, патриотом города. Он был настоящим гуманистом. Дружил с Петраркой и первым в истории начал бороться за идею объединения всей Италии вокруг Рима. Современные итальянцы чтут его память: на Капитолийском холме ему как национальному герою поставлен памятник.

Авиньонское пленение закончилось в 1377 году, когда папа Григорий XI вернулся в Рим. Но спокойной жизни Святому престолу это не принесло. Уже через год начался Великий западный раскол, когда конкурирующие папы, один в Авиньоне, другой в Риме, поделили между собой весь католический мир. Можно представить, сколько сложностей это внесло в дела Церкви. Пришедший в 1389 году к власти папа Бонифаций IX (1389–1404), пытаясь хоть как-то выправить сложившуюся ситуацию, предложил, чтобы Римом управляли три выбранных консерваторами гражданских лица. Для этой «троицы» на Капитолийском холме даже выстроили специальную резиденцию — поныне существующий величественный Дворец консерваторов. К сожалению, попытка добавить объективности завершилась очередными беспорядками. В городе началось запустение, вскоре Рим был захвачен войсками короля Неаполя Владислава, это привело к всплеску очередной волны насилия, беззакония и грабежей. Но все-таки Святой престол выжил. После Собора в Констанце в 1417 году удалось выбрать кандидата, признанного всеми враждующими сторонами. Им стал Мартин V (1417–1431), при котором Вечный город смог возродиться. И тогда началась новая счастливая эпоха бурного развития литературы, искусства и архитектуры.

Возможно, Бонифаций VIII предчувствовал этот более чем вековой период несчастий и разорения Рима. Поэтому и умер, не пережив унижения Святого престола.

* * *

В один из сентябрьских дней 1303 года Джемма, как всегда, пришла к подруге со свертком еще теплых пирогов. Лаиса стояла у окна, опираясь на клюку, с выражением ужаса на постаревшем лице.

— Кариссима, ты слышала? Грядет конец света. Французы подожгли Рим и взяли в плен папу.

— Бог милостив, — тихо сказала мадонна Алигьери, разворачивая снедь. — Помолимся за святейшего отца, чтоб ему хватило сил вести себя достойно.

Вечером того же дня к матери Джеммы заявился пьяный Корсо Донати. Он требовал выпить с ним заупокойную чашу за великого человека. Услышав его голос еще с улицы, Джемма поспешно затворилась в своей комнате.

Мадонна Донати приказала служанке налить гостю лучшего вина, сама же пить отказалась.

— Я ведь не знаю твоих друзей, досточтимый племянник. И вообще по мне так лучше заказать по ушедшему поминальную мессу, чем пьянствовать.

— Глупая женщина! — прохрипел Большой Барон. — Он такой же твой друг, как и мой! Вчера скончался человек, прославивший наш род на века, человек, за которого я бы с радостью отдал свою жизнь, если бы только оказался в нужный момент поблизости. О, зачем меня не было в Риме?

Джемма, сидя в своей бывшей детской, напряженно прислушивалась к басовитому рокотанию ненавистного голоса. Вдруг послышались быстрые шаги и в комнату вошла мать:

— Дочка, выйди к столу, пришел Корсо, он говорит, что в Риме умер папа.

— Зачем мне ради этого выходить, мама? — поинтересовалась Джемма.

Мать сердито шикнула:

— Ты что? Он разозлится, если ты не придешь.

С безупречной осанкой и непроницаемым выражением лица Джемма поклонилась троюродному брату.