Я почувствовал себя самодуром-барином, от которого дворня,опасаясь царского гнева, усиленно скрывает какую-то неприятность.

– Немедленно говорите, что стряслось!

– Ну…

– Э…

– Да…

Мне стало совсем не по себе. Всегда весьма говорливыедомочадцы сегодня по непонятной причине лишились дара речи. Но тут дверь вванную распахнулась, и появилась Николетта, по-прежнему от макушки до пятукутанная в халат. Я слегка успокоился. Маменька вполне бодро самостоятельнопередвигается, остальные тоже выглядят нормально.

– Что, – неожиданно спросила Вера. – Помогло?

Вдруг Николетта трубным голосом возвестила:

– Ваня! Ты скоро станешь сиротой.

Я попятился.

– С какой стати?

– У меня смертельная болезнь!

Сердце перестало биться в тревоге. Слава богу, всевыяснилось! Николетта сейчас разыгрывает любимую комедию под названием«Преждевременная кончина юной девушки». Николай, Вера и Ленка впервыестолкнулись с подобным представлением и перепугались. Странно только, почемуТася, регулярно вот уже на протяжении многих лет наблюдавшая эти «антрепризы»,стоит сейчас с пришибленным видом.

– Очень жаль, что ты занедужила, – приступил я к исполнениюсвоей роли, – немедленно ложись в кровать, я вызову врача.

– Нет.

Я удивился. Обычно все разыгрывается не так. Маменька,рыдая, рушится в койку, потом призывается семейный доктор. А пока эскулапспешит на помощь, Николетта диктует мне свою последнюю волю. Эпилог тожетрадиционен. Великолепно знающий свою пациентку врач торжественно подносит ейстакан с раствором аспирина и объявляет:

– Это воистину волшебное средство сейчас поставит вас наноги.

Через десять минут Николетта и врач уже лакомятся в гостинойкофе с ликерами, о смертельной угрозе здоровью маменька забывает до новойкомедии. К слову сказать, постановка разыгрывается тогда, когда большинствоподружек маменьки разъезжаются на отдых и Николетта начинает отчаянно скучать.Но сегодня-то не июль на дворе, и врача маменька вызывать не желает.

– Мне никто не поможет, – трагическим тоном заявилаНиколетта, – я заболела неизвестной заразой.

– Зеленюхой, – отмерла Тася, – вот едрена Матрена!

– Чем? – воскликнул я. – Зеленюхой?

И тут маменька, словно актриса, исполняющая главную роль вгреческой трагедии, широким жестом сняла капюшон с головы.

– О господи! – вырвалось у меня.

Лицо и шея Николетты были интенсивно-зеленого цвета.

– И ноги такие же, и руки, и все тело, – не преминуласообщить маменька, – могу показать.

– Не надо! – испугался я еще больше. – Следует срочновызвать доктора.

– Он уехал отдыхать, – сообщила Тася, – я уже звонила ему, атама прислуга рявкает: «Не фига телефон обрывать, вернется через неделю».

– За семь дней я умру, – грустно констатировала Николетта.

Вот тут меня охватил ужас. Николетте, очевидно, совсемплохо, раз она не вопит, не сучит ногами, не обвиняет всех вокруг в своейболезни.

– Сначала мы думали, – влезла в разговор Ленка, – что онаснаружи испачкалась, ну бывает такое. Я вот разок купила себе халатик, недороговзяла, на рынке, хорошенький, зеленый. Нацепила его, вспотела и покрыласьпятнами: краска с халата…

– Я все перепробовала, – перебила домработницу Николетта, –растворителем терла, скрабом, содой, кефиром, соком лимона, даже мылом дляпосуды! Бесполезно, только гуще цвет делается.

– Вовсе ничего не заметно, – дрожащим голосом вклинилась вмонолог Вера, – так, легкая зелень…

Не слушая ее лепет, я ринулся к телефону и набрал «03».После появления в нашем доме Николая и Веры звонки в «Скорую» становятся дурнойтрадицией. Совсем недавно я вызывал уже врачей, и вот пожалуйста – онипотребовались вновь! Соединиться с диспетчером не удалось, сначала было прочнозанято, потом никто не брал трубку. Оставалось удивляться, отчего эту помощьназвали «Скорой»! Решив не сдаваться, я набрал телефон клиники, где лежалаНора.

– Человеку плохо, можете прислать машину?

– Вы к нам прикреплены?

– Нет.

– Вызов платный, двести долларов.

– Девушка! Я не спрашиваю о цене! Записывайте адрес! –заорал я.

– Извините, сейчас все бригады заняты, позвоните к нам черездва часа.

Я уставился на трубку. Через два часа? Вот это здорово! Какраз к похоронам успеют.

Поняв, что мое восхищение частной медициной получилоощутимый пинок, я снова предпринял попытку соединиться с муниципалами и согромным облегчением услышал:

– Двадцать вторая, слушаю.

– Женщине плохо!

– Что случилось?

– Она позеленела, – выпалил я и осекся, сейчас девушка,решив, что ее разыгрывают, бросит трубку.

Но диспетчер невозмутимо продолжала:

– Другие симптомы?

– Ну… ведет себя не так, как всегда.

– Агрессивна?

– Наоборот, очень тихая, ласковая, понимаете…

– Адрес!

Я быстро продиктовал наши координаты.

– Ждите, – сказала девушка, – придет машина.

Я заметался по квартире, периодически подбегая к Николетте испрашивая:

– Ну как? Ничего? Хочешь воды? Кофе? Чая? Сока? Конфет?

– Нет, Ванечка, спасибо, – пугающе вежливо отвечаламаменька, приводя меня своим поведением в отчаяние.