Самую настоящую дорогу. По которой со свистом проносятся самые настоящие автомобили.

Никогда не думала, что буду с такой неохотой возвращаться в лоно цивилизации.

Когда мы замечаем огромный указатель со словами «Звездная вечеринка», установленный у въезда на примыкающую к лагерю парковку, все мои дурные предчувствия отходят в голове на задний план. Этот знак предупреждает всех, что они въезжают в специально охраняемую зону темного неба и что в черте лагеря, дабы избежать светового загрязнения, допускаются лишь красные огни. Сама смотровая площадка расположилась в полумиле наверху, попасть на нее можно по небольшой дорожке, змеящейся вокруг горы. Для астрономов нежелателен даже самый слабый свет, поэтому фары многих машин и жилых фургонов здесь заклеены лентой.

Я к этому готова, у меня есть небольшой фонарик в виде авторучки.

– Ну ни хрена себе, – произносит Леннон, – здесь же тьма народу. А нехилая у вас вечеринка, чтобы поглазеть на звезды, да?

Да, больше, чем я ожидала.

– Может, нам стоит посмотреть, нет ли Авани здесь, внизу, перед тем как подниматься наверх? До пика видимости метеорного потока остается еще как минимум полчаса, так что немного времени у нас есть.

Мы идем через парковку, битком забитую машинами. Те, что на ней не поместились, стоят на обочине дороги. Все вытаскивают из машин футляры с телескопами – у кого-то профессиональные, у кого-то нет. Некоторые семьи приехали с детишками. Я выискиваю глазами кого-нибудь из нашего клуба, но вокруг темно, а на парковке царит хаос.

Лагерь от стоянки отделяет забор из кедровой щепы. Он вдвое ниже, чем на базе, где мы останавливались три дня назад, все места, сдаваемые в аренду туристам, забиты до отказа. В большинстве своем, судя по виду, жилыми фургонами. Вывеска у входа сообщает, что все занято.

Мы шагаем по главной дороге, огибающей лагерь, но едва доходим до середины, как к нам, распахнув объятия, кто-то бежит.

– Зори! – восклицает Авани, притормаживая аккурат вовремя, чтобы обвить руками мою шею. – Ты жива!

– Ну конечно жива, – говорю я. – Прости, что мы на день опоздали.

Авани отстраняется и изумленно взирает на Леннона широко открытыми глазами:

– Ну дела. Это ты? Я хотела сказать… привет, Леннон. Просто странно снова видеть вас вместе. Странно, но радостно!

– Мы тоже рады тебя видеть, – отвечает он, и его губы изгибаются в улыбке.

Потом по-быстрому ее обнимает, напоминая мне, что в прошлом году они провели вместе больше времени, чем я с любым из них.

Затаив дыхание, Авани смотрит то на меня, то на Леннона, то снова на меня. Потом переводит дух и хмурит брови:

– Ребята, простите меня. Простите, пожалуйста.

Я прищуриваюсь и смотрю на нее:

– За что?

– У меня не было выбора. Я ни за что не сказала бы, однако он настоял.

О чем это она?

– Плохи ваши дела, – продолжает она, и ее лицо кривится в гримасе. – Это я во всем виновата.

– Ты давай успокойся и расскажи, что случилось, – говорит Леннон.

Авани бросает взгляд через плечо:

– Как мне сказали… Все началось с того, что твоей, Зори, маме позвонила мама Рейган.

О господи! Нет… Нет, нет и нет…

– Отец Рейган заболел, – говорит она, – и они не смогли улететь в Швейцарию. Потом, по всей видимости, заявились Рейган с Бреттом, хотя им в это время полагалось отдыхать на той гламурной турбазе вместе с тобой. Но вас, ребята, оттуда поперли.

Внутри у меня все каменеет.

– Это все из-за Бретта, – говорит Леннон.

– О-хо-хо, – говорит она, на миг отвлекается, потом качает головой. – Как бы там ни было, вчера твой отец звонил доктору Вирамонтесу и справлялся о тебе.

– Что? – встревоженно спрашиваю я.

Они кивает головой:

– Он страшно расстроился и сказал, что они с мамой пытались с тобой связаться, но ты не отвечала на их сообщения.

– У нас в телефонах сели аккумуляторы, – оправдываюсь я, а сама думаю о нашем с мамой разговоре, когда я звонила ей со станции рейнджеров три дня назад…

Она все знала!

– …насколько я понимаю, во время последнего разговора с мамой ты пообещала прибыть на звездную вечеринку еще вчера, поэтому она страшно переживала. Доктор Вирамонтес спросил меня о тебе, потому что твоей отец уже собирался обратиться в полицию и заявить о твоей пропаже. И я… – она зажмуривает глаза: – сказала ему, что пару дней назад ты прислала мне эсэмэску. Что вы с Ленноном отправились в поход. Что ты обещала быть на звездной вечеринке еще вчера.

– Ну все, приехали, – тихо шепчу я.

– Доктор Вирамонтес позвонил твоему отцу и все рассказал. Потом заверил его, что мы обязательно позвоним, когда вы будете здесь. Но вчера вы так и не пришли…

– Мы же ведь просто опоздали! – в отчаянии восклицаю я.

Она кивает и глядит на Леннона, который тихонько бормочет ругательства.

– Что было дальше? – спрашиваю я.

– Я могу сказать немного, только то, что мне удалось подслушать, – отвечает она. – Твой отец, когда сердится, всегда орет. Он говорил о Макензи всякие гадости и бесился, что они позволили Леннону тебя похитить.

– Что? – переспрашиваю я, прижимая к вискам ладони.

– Я попыталась вмешаться и выступить в твою, Леннон, защиту, – продолжает она, опять бросая взгляд через плечо, – но мистер Эверхарт… он накричал на меня, обвинил в том, что я тебе помогала и оказывала всяческое содействие…

– Вот это пипец, – говорю я. – Стой, погоди. Ты сказала, что подслушала… что он на тебя накричал. Имеется в виду по телефону?

Закусив губу, Авани качает головой.

– Прости, Зори, мне ужасно жаль, что так получилось. Пару дней назад я послала тебе эсэмэску, чтобы предупредить, но ты так и не ответила.

В этот момент я поворачиваюсь и гляжу в ту же сторону, куда все это время смотрит она. Дверь одного из жилых трейлеров распахивается, и из него выходят три человека. Первый – доктор Вирамонтес. За ним – мои родители.

25

– Зори! – кричит мама на весь лагерь, и в голосе ее чувствуется облегчение. Она бросается вперед, обгоняет мужчин и обнимает меня: – Ты в порядке?

– Мам… – говорю я, надеясь, что правильные слова найдутся сами, но лишь стою как вкопанная, застряв между тревогой и надвигающейся бурей с потоками дерьма вместо дождя.

Она отстраняется и берет в ладони мое лицо:

– Ты в порядке?

– Да, в порядке.

Она подносит руку к лицу Леннона:

– А с тобой? Тоже все хорошо?