глаза. В голове все кружилось, как на карусели. Кто может спасти Саиду? Монахини уехали, испанские военные не станут вмешиваться, Афелуат исчез, помощи ждать неоткуда. Хосе сегодня не вернется. Даже обсудить это было не с кем, я осталась совсем одна.

– Который час? Гука, принеси часы.

Гука передала мне часы. Я посмотрела – десять минут восьмого.

– Как далеко продвинулись марокканцы? Есть ли новости? – спросила я.

– Не знаю. Говорят, пограничные войска уже убрали противопехотные мины, чтобы дать им пройти. Часть солдат не захотела отступать, присоединилась к партизанам и ушла с ними в пустыню, – сказала Гука.

– Откуда ты знаешь?

– Хамди сказал.

– Гука, подумай, как спасти Саиду?

– Не знаю.

– Я пойду туда вечером. Ты пойдешь? Я выступлю свидетелем, объясню, что в тот вечер она была у меня дома…

– Что ты, Сань-мао! Ты что! Не вздумай! Если ты об этом расскажешь, то и тебе не поздоровится, – чуть не плача, уговаривала меня взволнованная Гука.

Я закрыла глаза и, превозмогая усталость, стала дожидаться половины девятого. Я во что бы то ни стало должна увидеть Саиду. Раз будет суд, наверняка можно будет и выступить. Но если это превратится в жестокую расправу, о каких слушаниях может идти речь? Саиду приговорят к смерти. Женщину, которую не смог заполучить Хаджиб, просто-напросто убьют. Только в смутные времена возможно подобное беззаконие.

Около восьми я услышала, как снаружи собирается толпа. Вид у людей был мрачный, лица бесстрастные. Кто-то шел пешком, кто-то ехал на машине; все направлялись в сторону скотобойни, расположенной у песчаной долины вдали от поселка.

Я села в машину и медленно поехала в рядах сахрави. Когда дорога кончилась и начались пески, я оставила машину и пошла вслед за толпой.

Обычно я старательно избегала этого места и не приближалась к скотобойне, откуда круглый год доносился горестный плач ожидающих заклания верблюдов, где неглубокий песок усеян кусками гниющего мяса и костей. Ветер в здешних местах был особенно лютым. Здесь и в дневное время было тоскливо, а сейчас на горизонте брезжила последняя тусклая полоска света, словно прощальный аккорд заходящего солнца.

Скотобойня находилась в длинном прямоугольном цементном строении. В сумрачном свете оно походило на большой гроб, перенесенный сюда прямо с небес некой гигантской рукой, и его косая зловещая тень на песке внушала непреодолимый ужас.

Людей, собравшихся на представление, было уже очень много. Никакого страха или паники я не заметила, люди теснились и толкались, как стадо баранов. Столько народа, и ни единого звука…

Еще не было половины девятого, когда к толпе стремительно и резко подъехал среднего размера джип. Люди стали поспешно расступаться, давая ему дорогу. На высоком переднем сиденье рядом с водителем сидела Саида, бездвижная и мертвенно бледная.

Расталкивая людей, я ринулась к ней с протянутыми руками, крича: «Саида!», но приблизиться так и не смогла. Меня бросало из стороны в сторону, мне отдавили все ноги. Толпа, словно волна, несла меня то вперед, то назад…

Вокруг все смешалось, я не могла разглядеть ни одного знакомого лица. Подпрыгнув, я увидела, как Хаджиб вытаскивает Саиду за волосы из машины. В толпе началась давка, все ринулись вперед.

Саида закрыла глаза и не шевелилась. Думаю, гибель Бассири разбила ей сердце, и теперь она сама искала смерти.

Монахини увезли их сына, он был в безопасности. Мало что удерживало ее в этом мире.

Разве это был суд? Где выступающие с речами? Где вопросы о Бассири? Где правосудие? Как только Саиду выволокли из машины, на нее тут же набросились несколько человек и стали срывать с нее одежду. Обнаженная грудь несчастной Саиды предстала на всеобщее обозрение.

Саида запрокинула голову, закрыла глаза, сжала зубы и оставалась недвижима. Хаджиб выкрикивал что-то на хассанийском наречии, взвинчивая толпу. Не понимая ни слова, я ухватилась за мужчину, стоявшего рядом, и стала умолять его объяснить, что происходит, но он помотал головой, не желая переводить. Тогда я протиснулась к какой-то девушке в толпе и стала расспрашивать ее.

– Ее изнасилуют, а потом убьют, – прошептала она. – Хаджиб спрашивает, кто будет первым. Она католичка, так что это не преступление.

– Господи! Пропустите меня, дайте пройти! – закричала я, расталкивая стоящих впереди людей. Казалось, прошла целая вечность, но за все это время я смогла сделать лишь несколько шагов. Никогда мне не протиснуться сквозь эту толпу!

Я снова подпрыгнула, чтобы посмотреть на Саиду. Хаджиб и еще семь-восемь мужчин срывали с нее юбку. Саида пыталась бежать, ее схватили и с силой поволокли обратно. Юбка упала с нее, и теперь она, почти совсем голая, каталась по песку. Несколько мужчин прыгнули на нее, схватили за руки и за ноги, разведя их и прижав к земле. Раздался истошный, звериный вопль Саиды: «А-а-а, нет! Нет… А-а-а-а-а…»

Я хотела закричать, но не могла. Хотела зарыдать, но словно онемела. Смотреть на это было нестерпимо, но и не смотреть – невозможно, взгляд устремлялся на Саиду, которая не могла пошевельнуться… Не надо… не надо… А-а-а! – услышала я свой собственный хриплый, почти безгласный крик.

В этот момент я почувствовала, как позади меня кто-то, словно леопард, прорывается сквозь толпу. Он молниеносно вылетел вперед, оттолкнул державших Саиду мужчин, схватил ее за волосы и стал отступать к возвышенности, на которой стояла скотобойня. Это был Луат. В руке он держал пистолет. С пеной у рта он, как безумный, направил пистолет на готовых броситься на него бандитов. В руках у них сверкнули лезвия ножей. В толпе послышались крики, люди ринулись прочь. Я отчаянно пробиралась вперед, но меня то и дело уносило обратно. Широко открытыми глазами смотрела я на Луата; его окружили со всех сторон. Одной рукой он тащил за собой Саиду, в другой руке был пистолет, которым он поводил, направляя его на преследователей; в настороженном, как у леопарда, взгляде горела ненависть. Кто-то подкрался и бросился на него сзади. Луат выстрелил. Улучив момент, остальные тоже накинулись на него.

– Убей меня! Убей меня, Луат! – неистово кричала Саида.

Меня обуял ужас, я стала захлебываться рыданиями, и тут прогремели выстрелы. Крича и толкаясь, люди бросились врассыпную. Я упала, меня стали топтать ногами. Через несколько мгновений вдруг все стихло, поредевшая толпа расступилась. Перевернувшись, я села на землю и увидела, как молодчики Хаджиба сажают кого-то в машину. На земле лежали два трупа. Луат был мертв, глаза его были открыты. Рядом лицом вниз лежала Саида. Луат лежал в такой позе, словно он полз в сторону Саиды, пытаясь прикрыть ее своим телом.

Вдалеке от них, в песках,