– Но в этой надежде нет никакого смысла, – сказала она. – Почему ты не можешь этого понять?

Алистер снова протянул руку.

– Ты вернула свои силы. Найди ответы сама.

Изобель неохотно протянула руку и обхватила пальцами его ладонь. Один из ее магических камней замерцал, и на его запястье появился знакомый след губ Поцелуя ворожеи.

И у нее в голове пронеслись самые последние мысли Алистера. Она увидела лицо, которое знала по «Сороке» – брата Алистера. Через нее разрядом тока пронеслись его горе и гнев и по мере того, как перед ее глазами проносились десятки сцен – мрачные лица его семьи, выпечка и пинбол, ужасное проклятие в подаренном кольце – она тонула в них, такими они были сильными. Она почти чувствовала грязь под его ногтями, когда он закапывал кольцо и все, что оно символизировало.

А потом она увидела себя. Несмотря на то, что после их разговора он был в полном смятении, он с такой охотой поддался ее чарам, что она не была готова к тому, как много она увидит. Она увидела самоубийственный план – от которого пришла в ярость. Она увидела желания – от которого ее бросило в краску. Все это было так переплетено вместе, эти желания жить и эта готовность умереть… до того момента, пока Бриони не дала Алистеру надежду.

В кольцо с Объятьями жнеца просочились последние частицы магии. Камень запульсировал, медленно, как сердце, биться которому осталось совсем, совсем немного.

– Я хочу жить, – твердо сказал он. – И хочу, чтобы жили мы оба. Если ты хочешь уйти, уходи. Но я останусь. И, думаю, ты останешься тоже.

– Мне очень жаль, что ты потерял брата, – пробормотала она. Она присутствовала на стольких похоронах – надо было ей раньше понять, что он не находит себе места от боли и горя. Распознать их раньше. – Но я не могу рискнуть всем, ради чего так упорно работала, из-за какого-то отчаянного плана.

– Тогда в чем смысл, если ты смирилась с тем, что у тебя нет надежды? – Алистер проглотил свои слова, звучащие жестоко и угрожающе, хотя Изобель не думала, что он хотел этого. – Зачем откладывать неизбежное? Давай устроим дуэль прямо сейчас.

На этот раз, когда он потянулся к ней, Изобель была слишком потрясена, чтобы отпрянуть. Он схватил камень с проклятьем из центра доски и прижал его к своему горлу. Объятья жнеца замерцали на его коже.

Глаза Изобель расширились, и она выхватила кольцо обратно. Всего несколько минут назад она восхищалась силой проклятья. Но она не использует его против него. Не против мальчика, который пожертвовал собой, чтобы она могла его создать.

Алистер сказал:

– Не понимаю, чего ты ждешь.

Наверное, Изобель стоит уйти. Она может выследить Элионор и Финли, пока остальные будут играть в притворство.

Но Изобель не сможет причинить боль Алистеру – даже если это будет неизбежно. Она знала, как он к ней относится. И она никогда не хотела, чтобы он видел в ней злодейку.

Девушка снова надела кольцо с Объятьями жнеца на цепочку, а в центр магической доски положила другой камень – чтобы создать Правду и вероломство.

– Я останусь. Пока что, – пробормотала она.

Но от их фантазии не осталось и следа.

Теперь Бриони знала, каково это, когда ты держишься только благодаря магии и историям.

Каково это – разваливаться на части.

Прошлой ночью она долго лежала без сна, глядя в окно на посветлевшее красное небо, представляя себе цепочку кровавых следов, которые вели к телу Карбри. Было легко воспринимать это с полярной точки зрения: либо ее жизнь, либо его. Другого выбора нет, другого пути нет.

Но Бриони могла представить себе дюжину других сценариев развития событий той ночью: тех, которые могли бы привести к миру, и тех, которые могли бы оборвать ее жизнь вместо его. Она думала, что занять место Иннес стоило, чтобы сделать что-то большее, но вместо этого она оказалась напуганной и изолированной, и спряталась, как мышь в темноте.

Должно быть, в итоге она все-таки заснула, потому что в следующую секунду она почувствовала, как ей в глаза бьет приглушенный утренний свет. Спальня, которую она выбрала, была одой вычурному интерьеру; стены и все предметы мебели были украшены золотым лаком. Бриони фыркнула от смеха, заметив портрет Гэвина в короне. Она не была уверена, то ли Замок вызвал это заклинание, то ли Гэвин сам его заколдовал.

– Тонко, – пробормотала она, набрасывая одеяло на плечи и выбираясь из постели.

Со вчерашнего вечера на одежде Бриони были пятна крови и грязи, да и все равно эти вещи принадлежали Элионор, а девушка больше не хотела иметь с ней ничего общего. Она порылась в шкафу в поисках одежды, которая не была бы совершенно нелепой, и выбрала пару спортивных штанов с резинками на лодыжках и серую футболку. Вещи явно были размера Гэвина, не ее. Но все равно должны подойти.

Зайдя в столовую, Бриони увидела там Изобель. Девушка, нахмурившись, разглядывала магический камень. На ее плечи был накинут Плащ, три его застежки светились от высшей магии.

– Хорошо, что ты здесь, – резко сказала она. – Я только что закончила Правду или вероломство.

Бриони поморщилась.

– А. Ну да.

Было больно сознавать, что Изобель не сможет ей доверять, если только она не поставит на карту свою жизнь. Как будто она не рисковала своей жизнью только для того, чтобы занять место Иннес.

– Ты хочешь подождать остальных?

– Мне плевать на парней, – устало сказала Изобель.

Бриони подняла бровь.

– Сложно в это поверить. Я видела, как Алистер на тебя смотрит.

Изобель вздрогнула, хотя Бриони только хотела подразнить ее, но голос ее старой подруги прозвучал на удивление грубо.

– Все совсем не так.

– А я думала, он здесь только из-за тебя.

– Может быть, он пришел сюда, потому что сюда пришла я. Но остался он из-за тебя. Твоей… идеи. О том, что турнир можно уничтожить.

Ее голос сочился презрением. Очевидно, она все еще не верила ни одному слову Бриони. Не после всего, что произошло между ними.

У Бриони были только добрые намерения, когда она позвонила этим журналистам. Когда она отправила им информацию Изобель. Она всего лишь хотела дать своей подруге боевое преимущество, которого не хватало предыдущим чемпионам семейства Макаслан.

Жаль, что Бриони не может сказать Изобель, чего это стоило ей. Ей здорово прилетело, когда в ее семье поняли, что она создала любимицу папарацци, которая при этом не была Торберн. Ее заставили перевестись в другую школу и оборвать все контакты с Изобель – как будто Изобель с тех пор хотела с ней разговаривать.