– Превосходно! – не скрывая презрения, провозгласил епископ. – Воззрите, се – человек, погрязший в гордыне и отвергающий Божий промысел!

Засим последовало весьма красноречивое опровержение путаных доводов и невнятных рассуждений Констанция. Правитель Сарума сгорал от стыда и унижения. В конце краткой речи епископ объявил самонадеянные утверждения Констанция ересью, а его самого назвал еретиком хуже язычника.

«Неужели я всю жизнь заблуждался?! – в отчаянии думал Констанций. – Неужели меня никто не поддержит? Нет, Плацидия моих убеждений не разделяет, сын мой – язычник, а в глазах знатных христиан я навсегда посрамлен и покрыт вечным позором!»

Слушателям диспута пришлось признать истинность утверждений галльских епископов.

Констанций окончательно пал духом и, вернувшись на постоялый двор, напился до беспамятства. Наутро он спросил лошадей и отправился домой.

– Если я хуже язычника, то моя жизнь прошла впустую, – с горечью признался он жене.

– У тебя есть семья и поместье, – напомнила ему Плацидия.

Однако Констанций ее не слушал.

В начале 432 года в Сарум пришло известие, что летом ожидают вторжения армии саксов.

В прошедшие два года Петр не сидел сложа руки. В Сорбиодуне, как и во многих поселениях на юге Британии, усиленно готовились к обороне. Окрестные города принимали на службу наемников.

Однажды в Сарум с запада прискакал небольшой отряд молодых людей, ровесников Петра.

– Мы собираем подкрепление на случай вторжения саксов, – объяснили они Петру. – Повсюду в округе владельцы имений вооружают своих людей и обещают прийти на помощь друг другу при первом же появлении врагов. Не желаешь к нам присоединиться?

Петр согласился.

– Если на вас нападут, мы сразу же придем на помощь, – заверили юноши и ускакали в соседнее поместье.

Жители Британии воспрянули духом. Поговаривали даже, что на остров вернутся имперские легионы, но слухи так и остались слухами.

Предубеждения Констанция против германских наемников оказались напрасны: германцы прижились в Сорбиодуне. Петр нанял еще четырех воинов, выделил им участки земли на склонах холма и позволил привести в крепость женщин. Запас золотых солидов неуклонно уменьшался, поэтому наемникам платили натурой. Они не возражали, однако потребовали, чтобы им разрешили забирать у саксов награбленное.

Жители Сорбиодуна переселились из долины в дун, который теперь, как в древности, стал укрепленным поселением. Крестьяне настороженно, но мирно существовали бок о бок с германцами.

Петр сдержал обещание, данное молодым людям с запада, и, поручив Нуминцию собрать отряд из местных мужчин, отправился с управляющим в Венту за оружием. Привезенные мечи и доспехи хранили на вилле. Нуминций заставил всех мужчин в Саруме обзавестись луками и двумя сотнями стрел и, припомнив наставления своего отца-центуриона, каждое утро проводил военные учения. Два десятка крестьянских парней, разумеется, не шли ни в какое сравнение с закаленными в боях германскими воинами, но помогли бы защитить крепость.

– Мы готовы к любому вторжению, – заверил Петр мать и поклялся во что бы то ни стало отстоять славное имя Британии.

Плацидия, скрывая беспокойство, наблюдала за приготовлениями к вторжению саксов.

Констанций ничуть не изменился и по-прежнему не принимал участия ни в ведении хозяйства, ни в подготовке к обороне имения. Всем занимался верный Нуминций. Петр с восторгом выслушивал предложения управляющего, но на деле мало чем помогал. Юноша выезжал лошадей, присматривал за укреплением дуна и изредка осведомлялся о состоянии поместья. Плацидия с сожалением признала, что порывистым нравом сын пошел в отца и вряд ли остепенится, если не подыскать ему подходящую жену.

Трудность заключалась в том, что после набега саксов Петр обзавелся наложницей – Сулиценой, племянницей старого пастуха. Их связь очень тревожила Плацидию.

Петр поселил девушку в двух милях от родительской виллы. Сулицена держала себя с подобающей скромностью, к Плацидии относилась почтительно, но в ее поведении сквозило скрытое презрение. Девушка не только дурно влияла на Петра, но и отвлекала его от поисков жены. Всякий раз, когда Плацидия заводила разговор о женитьбе, Петр раздраженно отмахивался, а однажды заявил:

– Жена – женой, а от наложницы я не избавлюсь.

– А вот это мне знать не обязательно, – устало вздохнула Плацидия, надеясь, что со временем сын одумается.

Петра такое положение дел вполне устраивало. Сулицена ублажала его плоть, ни о каких чувствах речи не шло. Петр часто навещал ее, и они до изнеможения предавались страстным усладам. Впро чем, он предупредил Сулицену, что так не будет продолжаться до бесконечности, и никаких обязательств перед ней не испытывал.

И все же юноша ни в чем не находил удовлетворения. Поклонение языческим богам не вызывало прежнего восторга: кроме старого Тарквиния, других язычников в округе не было. Петр погрузился в изучение героической истории Римской империи и даже читал труды великих философов, но на безмолвных холмах Сарума доблестные деяния героев Античности казались пустым звуком. Петр терзался, не зная, чем еще утолить свою жажду приключений, и даже стал подумывать о повторении тавроболия.

– Тебе нужна умная жена, – сказала ему Плацидия.

Весной 432 года представился подходящий случай. Дальняя родственница Плацидии сообщила, что овдовела и желает выдать замуж единственную дочь Флавию, наследницу поместья на западе, в устье Северна. Девятнадцатилетняя девушка уже прекрасно справлялась с обширным хозяйством.

Петр, понимая, что отказ оскорбит благородную вдову, согласился поехать в гости.

– Никаких обязательств это на тебя не накладывает, – заверила его Плацидия. – Если вы друг другу не понравитесь, вернешься домой.

– Я давно хотел посетить святилище Ноденса! – восторженно воскликнул Петр. – Сначала заеду туда, а потом отправлюсь к Флавии.

Видя, что сын загорелся мыслью о путешествии, Плацидия с облегчением вздохнула.

Вторжения саксов ожидали только к середине лета, поэтому ранней весной Петр попрощался с родителями, вручил Сулицене золотой солидий и отправился на запад по заросшей травой старой римской дороге.

На следующее утро он приехал в Акве-Сулис. Увы, город, хотя еще и населенный, утратил свое былое величие, а знаменитые римские бани пришли в запустение – не из-за набегов воинственных саксов, а потому, что засорились трубы, по которым поступала вода из горячих источников. Расходы на очистку оказались непомерными, и термы забросили задолго до рождения Петра.

Юноша ехал по пустынным улицам, с восторгом разглядывая великолепные особняки. Постепенно его охватило уныние. Он осмотрел храм Сулии Минервы с впечатляющим горгонейоном у входа, над пересохшим бассейном, покачал головой и печально прошептал: