этим словом. Ты же знаешь, что никто не идеален?

Недобрые слова пришли мгновенно:

– Тебе легко говорить. – Ей каким-то образом удавалось получать всё желаемое, не заботясь о том, как его заработать. Она была исключением из правил. Я проглотила эту мысль и решила сказать ей правду.

– Я хочу, чтобы мои родители мной гордились. Больше никаких «Мы с прискорбием сообщаем». Я хочу оглянуться назад через десять лет и знать, что всё сделала правильно. Больше никаких «вторых мест», больше никаких «не обижай слабых».

Хезер подвинулась, глядя в потолок и обводя глазами светящиеся в темноте звёздочки, которые Каро туда наклеила. Каро, вечно одержимая тем, что ей не позволяли в детстве.

– Через десять лет, – медленно сказала Хезер, – ты даже и не вспомнишь то, что сейчас кажется важным. У тебя будут совсем другие приоритеты. Спорим, ты будешь оглядываться назад и смеяться надо всем, что кажется сейчас таким драматичным.

Она зевнула и ткнула плечом в моё плечо.

– Мы, конечно, через десять лет всё ещё будем друзьями, и я напомню тебе об этом разговоре. Ты посмеёшься. Честное слово. – Она воодушевлённо повернулась набок. – Мне только что пришла в голову прекрасная идея. Давай займёмся предсказаниями! У меня они очень хорошо получаются. Спорю на миллион долларов, что через десять лет я стану известной.

– Как? – спросила я, но Хезер пожала плечами.

– Не знаю. Мне нравятся лекции по археологии. Может быть, я буду женщиной – Индианой Джонсом. Или самым популярным пластическим хирургом в Голливуде. Но скорее всего займусь реалити-шоу.

– Я думала, ты сказала, что хочешь заняться филологией.

– Разберусь по ходу дела. Чем бы это ни было, будет великолепно. – Она усмехнулась. – Спорим, Минт будет управлять бизнесом своего папы, а Фрэнки будет его секретарём.

Я подумала о Минте, которому, конечно, суждено получить власть; силовые линии шли прямо через него. Унаследовать империю недвижимости – казалось, надёжный способ. Но потом я подумала об отношении Минта к его отцу; о секрете, которым он со мной поделился.

– Не может быть, чтобы Минт захватил этот бизнес. Но ты права, чем бы Минт ни занимался, Фрэнки найдёт способ последовать за ним. А Куп? – Я отогнала восторг, который вызывало во мне само это имя и воспоминание о том, как он смотрел на меня на пляже в весенние каникулы.

Хезер фыркнула.

– Куп или будет адвокатом и вытаскивать людей из тюрьмы, или сам будет сидеть в тюрьме.

Я нахмурилась:

– Просто тот факт, что он курит траву, не значит, что он – преступник.

Она погладила меня по голове.

– Иногда ты – прелесть. – Она глянула на Каро, свернувшуюся у наших ног. – Каро говорит, что хочет стать кинокритиком. Но это ей не подходит. Она станет, скажем, президентом какой-нибудь гуманитарной организации. Какая-нибудь работа, на которой все обязаны её любить.

– Хезер, – зашипела я, пытаясь шипеть как можно тише, чтобы Каро не проснулась и не услышала.

– Слушай, я говорю что вижу. А Джек, кстати, станет священником. В Южной баптистской церкви Джорджии. Может быть, даже в той же сумасшедшей, в которую ходят его родители.

– Да ну, – фыркнула я, – теперь ты просто говоришь глупости.

– Подожди и увидишь, – Хезер со знанием дела посмотрела на меня. – Для Джека колледж – это такие каникулы, но рано или поздно ему придётся вернуться. Кроме того, одобрение его родителей значит для него намного больше, чем он демонстрирует.

Я задумалась над этой вероятностью. Неужели Джек правда на временной передышке, и ему суждено после колледжа вернуться назад, а не двинуться вперёд? Он всегда был так непринуждённо шутил о своих родителях-евангелистах, их строгом образе жизни, категоричной церкви. Неужели эти шутки были способом легче к этому относиться, не переживать о том, что нужно будет вернуться?

Я посмотрела на Хезер.

– И ты нормально к этому относишься?

Она фыркнула.

– Джеку со мной повезло. Я могу гарантировать, что его жизнь всегда будет интересной, – она развернулась на кровати. – Но вот ты, Джессика Миллер – непредсказуема. Может быть, ты поедешь работать в твой скучный Вашингтон, как какой-то занудный ботаник. Но у меня есть ощущение, что ты нас всех удивишь.

– Тьфу, – сказала я, хотя втайне была в восторге, – ни за что.

– Подожди и увидишь. – Хезер снова откинулась назад и прижалась ко мне поближе. Мы прижались голова к голове и смотрели в окно, на границы крон деревьев. – Что бы ни случилось, мы будем счастливы, хорошо? Обещаю. Так что ты можешь перестать волноваться. – Она взяла мою руку и сжала. – Через десять лет мы вместе будем на вершине мира. Ты и я, будем смотреть на всех сверху вниз и смеяться, смеяться.

Глава 43

Сейчас

Копы тащили меня через озверевшую толпу, толкая вперёд за плечи. Мои руки были болезненно закручены за спину и заключены в холодные металлические наручники. Кто-то закричал: «Убийца!» и кто-то ещё подхватил. Вместо того, чтобы расступиться, толпа сжималась; взиравшие на меня лица делались всё более и более недовольными.

Я не могла не подумать о мечте, которая была у меня всего-то два дня назад: стать центром внимания, сияющей королевой бала. Звездой шоу.

И вот посмотрите на меня.

Я сжала зубы и шла вперёд.

– Назад, – закричал коп за моей спиной и люди неохотно расступились, освобождая проход. Кампус погрузился в хаос; все кругом носились и орали; визжали машины «скорой помощи» и пожарных. В одной из «скорых» я краем глаза, прежде чем дверь захлопнули и машина поспешно удалилась, заметила Каро.

О Каро и остальных заботились: осторожно обрабатывали их ожоги и лечили их от отравления дымом. Со мной совсем другое дело. Как только пожарные расчистили адское пламя на вершине башни, они отвели меня вниз по винтовой лестнице и передали там толпе полицейских. Те схватили меня, толком не церемонясь даже тогда, когда я завизжала и сказала, что у меня ранение в бок. Они спросили, я ли это столкнула человека из окна, и услышав положительный ответ, поволокли меня вниз по ступенькам, игнорируя мои протесты и крики боли.

Если бы я знала что ждало меня по выходе из Блэквельской башни, я, возможно, отказалась бы выходить, решив попытать удачу в горящей комнате.

Передо мной была стена людей, и в их глазах – ужас и обвинение. У тех, с кем я училась в колледже, на лицах был шок; по их щекам текли слёзы. Я убила Минта, золотого мальчика. Они не знали, что он – убийца, знали только, что убийца – я.

Я переживала сцену