– Ты подложил ножницы в комнату Джека, – это был не вопрос, а кусочек пазла, уложившийся на своё место. – Ты подставил одного из своих лучших друзей, бросил его под танки. А потом сидел и смотрел, как его жизнь разлетается на кусочки из-за того, что сделал ты. Все наши жизни. А потом что, продолжил встречаться с девушкой, которую пытался убить, чтобы сохранять видимость? Это правда. О, Господи. Минт пришёл ко мне после смерти Хезер, утопая в океане эмоций, которые он едва мог сдерживать – чувство вины, страх и ярость. Я думала, что это вина выжившего; не больше, чем сильная реакция на то, что случилось с нашей подругой. Теперь я помнила. Он часами – почти всю ночь – не позволял мне до него дотронуться, даже когда настаивал, что мы пообещаем друг другу быть вместе. А я – погружённая в собственное чувство вины – была благодарна за протянутую соломинку, за шанс вернуть свою жизнь к норме. Я отчаянно хотела почувствовать то, что когда-то вызывал во мне Минт: ощущение, что я – кто-то ценный и важный.

Я поморщилась, вспомнив ночь, когда он порвал со мной в Нью-Йорке и то, как он с отвращением смотрел на меня, когда я умоляла его этого не делать. Это был проблеск настоящего Минта; того, что он чувствовал на самом деле. Всё остальное было ложью, осторожно составленной человеком, который на самом деле пытался меня убить. Мой первый настоящий бойфренд; несколько триумфальных секунд во тьме он думал, что на самом деле это сделал.

Мои ноги ослабли. Я упала, не в состоянии на них устоять.

Стальные глаза Минта повернулись ко мне, пока я падала на колени, и уставились на меня этим присущим ему оценивающим взглядом. Но на этот раз вместо того, чтобы захотеть выпрямиться и выглядеть повыше, я хотела спрятаться. Быть где угодно, где он не сможет меня найти.

– Джек собирался сдать меня копам за то, что я избил Тревора, – сказал Минт холодным отстранённым голосом, почти в задумчивости. – Я никогда не жалел о том, что сделал с ним. Но ты – тебя я жалел. Правда. Я пытался простить тебя за Гарви, жить дальше в Нью-Йорке. Я думал, что если смогу избавиться от своей ярости, от этого чёртова огня у меня в груди, я смогу начать жить заново. Но я не мог. И оказывается, мне и не надо было пытаться тебя простить, потому что был не только Гарви. Был ещё и он, – кончиком стекла он показал на Купа. Тот, с напряжёнными плечами, уже смотрел на Минта резким взглядом.

– За это я закончу то, что начал, – сказал Минт. На секунду мне показалось, что он говорит с Купом: он всё ещё смотрел на него. Но потом он повернулся ко мне, посмотрел странно пустыми глазами, и я увидела правду. Конечно. Ненавидел-то он меня. Меня, превратившую его в его отца.

Его голос был взвешенным.

– На этот раз я всё сделаю правильно. Ты сделала всё, что могла, чтобы меня унизить, и теперь тебе, для равновесия, придётся заплатить. Я…

Эрик резким рывком бросился на него, но Минт быстро отреагировал и встретил Эрика ударом ноги, ударив его прямо в грудь. Эрик тяжело упал на пол, задев руками стеклянные осколки. Они покраснели от крови. Куп бросился, пытаясь использовать то, что Минт отвлёкся, но Минт вывернулся и полоснул Купа своим зазубренным осколком, образуя на груди Купа страшную полосу. Куп пошатнулся, схватившись за длинный порез через разорванную футболку, а Каро завизжала.

Я упала назад, на пол. Одно дело услышать признание Минта, а совсем другое – видеть, как он ударяет своего друга до крови. Фрэнки, похоже, тоже был поражён, потому что и он замедлил своё движение вперёд, давая Минту бесценные секунды на то, чтобы сунуть руку в карман Купа и вытащить оттуда зажигалку, которая, как он знал, у Купа была с собой. Он щёлкнул, высекая пламя – изящно, как его научил Куп.

– Не надо… – Каро начала подниматься оттуда, где сидела возле Кортни, но Минт прыгнул мимо неё к стопке старых газет и тронул пламенем бумагу. Одно невероятное мгновение казалось, что ничего не происходит, но потом из зажигалки вырвалось пламя, побежала по газете, и внезапно вся стопка загорелась. Огонь перешёл на подлокотник ближайшей кушетки, лизнул подушки – и вот он уже покрыл кушетку, как одеялом.

Минт зажигал комнату. Мы раскрыли его тайну и теперь он собирается нас убить.

Эрик перекатился на колени, всё ещё тяжело дыша после удара Минта, и теперь они с Франком схватили Купа за плечи, игнорируя его стон и прижатую к груди руку, и оттянули его назад, подальше от огня. Каро изо всех сил пыталась оттянуть бессознательное тело Кортни в сторону двери.

Минт поднялся, и вместе с ним, как зачарованная кобра, поднялось пламя. Оно было таким жарким, что я почувствовала его у себя на коже, даже на расстоянии. И оно делалось всё больше и больше, захватывая кушетки и создавая стену между мной и моими друзьями. Между мной и выходом.

Оставляя меня на одной стороне с Минтом. Одних, вдвоём.

Он повернулся ко мне, бросил зажигалку и улыбнулся.

Я попятилась назад, в сторону прохладного воздуха из разбитого окна, но Минт слишком быстро сократил дистанцию между нами, схватив меня свободной рукой за ногу. Я была слишком перепугана, чтобы орать, когда он потянул меня по полу. Мои руки скреблись по полу, но не могли найти за что зацепиться.

И тут я оказалась под ним и посмотрела в его лицо. Даже безумным, даже в раздрае, он всё ещё был прекрасен. Лучшая маска в мире. Парень, у которого было всё, которого никто не станет подозревать. Я задышала быстрее и закашлялась, вдохнув дым. Когда Минт стал этим другим человеком – на старшем курсе? На третьем? Было ли это, этот страшный потенциал, всегда внутри него? Следовало бы мне заметить на первом курсе, в тот день, когда мы сидели на его кровати, соприкасаясь коленями, и он рассказал мне о том, что сделал со своим отцом и как хорошо ему от этого было? Или даже раньше, в день, когда он потерял контроль из-за рисунка на платформе?

Он показывал мне кусочки того, чем был на самом деле. Но вместо того, чтобы отшатнуться, я потянулась к нему. Потому что это Минт. Принц Дюкета.

Я снова закашлялась, а Минт всё это время возвышался надо