Нижний этаж не многим отличался от верхнего — такой же длинный коридор, в который выходило множество дверей. Разве что тут было более прохладно, чем наверху. Хотя особым уютом не отличался и верхний этаж, но тут было и вовсе мрачно.

— Найдем Валериана с мамой, и срочно надо смываться, — тихо сказала Мариша. — Жутко тут как-то.

Словно в огромный склеп попали.

Может быть, когда-то давно, во время военных учений, тут бывало оживленно и даже весело, но сейчас.., мы все были согласны с Маришей. Подземелье не вызывало ни малейшего желания задержаться в нем. Почти все встречающиеся нам на пути двери были снабжены крепкими засовами. Охраны или вообще кого-то не наблюдалось. Стараясь не шуметь, мы открывали одну дверь за другой. Наконец в пятой по счету камере нам повезло — она оказалась обитаемой.

— Что вам угодно? — поднялся нам навстречу седенький старичок. — Я еще не закончил. Вы сами дали мне время до девяти часов. Поймите, здесь очень интересное решение, я не могу так сразу с ходу вникнуть в него и дать вам…

— Смотрите, — перебила его Мариша, — у него рукопись дяди.

— Дяди? — растерялся старичок. — Ничего не понимаю, Кто вы такие?

— Нет времени, — с досадой отозвался Сева. — Ответьте лишь на один вопрос: хотите вы остаться тут или пойдете с нами и, даст бог, выйдете на поверхность?

— Молодой человек! — обрадовался старичок. — Я стар, но если мне еще суждено прожить сколько-то, то я хотел бы прожить отпущенное мне время под солнцем, а не в темных казематах. К тому же здешняя обстановка тяжко сказывается на моем ревматизме.

Итак, наш отряд пополнился ревматическим старичком, а также разрозненными листками рукописи.

— У меня не вся рукопись, — пытался объяснить нам старичок. — Я так понимаю, что у них тут не я один работаю в качестве принудительного консультанта. Полагаю, еще человека два или даже три таких же недотеп маются здесь. Их нужно тоже спасти.

— Вот еще, — пробормотала Мариша. — Сначала скажите, где они держат моего дядю Валериана?

— Откуда же мне знать? — искренне удивился старичок. — Меня ни разу не выпускали из моей комнаты.

— Комнаты, — нервно хихикнула над его словами Серафима Ильинична. — Прямо номер люкс.

— Однако же, что вы тут не один пленник, вы знаете, — сказала Мариша.

— Потому что я ученый, а не школьник, — с достоинством сказал старичок. — И когда мне приносят разрозненные листки и просят проверить расчеты, я понимаю, что это лишь часть какой-то работы, а значит, над другой ее частью тоже корпят мои неизвестные коллеги.

Пока старый ученый все это разжевывал нам, мы открывали двери все новых камер. Меня уже стала настораживать та легкость, с которой все происходило.

Мне казалось, что Пахан мог быть и поосторожней, проворачивая свое многомиллионное дело, в которое втянута куча народа. По идее коридор должен быть просто нашпигован охраной, а он пуст. Мы нашли еще троих ученых и собрали рукопись целиком.

— Ох, не нравится мне все это, — пробурчала у меня над ухом Мариша, и я поняла, что ее терзают те же мысли.

Наконец наши поиски увенчались успехом. В одной из комнат мы обнаружили изрядно обросшего и грязного, но еще живого и сохранившего рассудок (если он у него когда-нибудь вообще был) Валериана Владимировича.

— Боже мой! — воскликнул он. — Глазам своим не верю!

— Лучше бы тебе сразу поверить, — прошипела Серафима Ильинична. — Потому что это и в самом деле я.

После чего закатила ему звонкую оплеуху, а потом еще и еще.

— Уф, — удовлетворенно выдохнула она. — Теперь я сделала все, о чем мечтала все это время. Мы можем идти. А этот, — и она указала на красного, как вареный рак, мужа, — пусть остается здесь.

Конечно, Валериана Владимировича мы все-таки забрали с собой.

— Дядя, ты не знаешь, где моя мама? — спросила Мариша.

— Что? — испугался тот. — Неужели они ее снова похитили?

— Нет, мама приехала добровольно. Дело, видишь ли, в том, что она немного свихнулась.

— И в чем это выражается?

— В том, что она влюбилась в их главаря, — с досадой сказала Мариша. — Она, которая всю жизнь внушала мне, что даже самый лучший мужчина все равно отъявленный лгун и подлец, — так глупо попалась.

— Знаете, в таком случае я догадываюсь, где она может быть, — сказал Валериан Владимирович. — Меня водили несколько раз для беседы в апартаменты Пахана. Думаю, что твоя мама там.

— Веди! — решительно сказала Мариша. — Без мамы я отсюда не уйду.

Было видно, что Валериану страшно хочется поскорей унести ноги, но остатки чести, а также присутствие разгневанной жены, которая вряд ли подобрела бы от того, что он трусливо бросил на произвол судьбы ее родную сестру, сделали свое дело.

— Пойдемте, — согласился он и повел нас по узкому боковому коридору.

Остановились мы перед внушительного вида бронированной дверью, которая, в виде исключения, не была снабжена снаружи засовом.

— Здесь, — сказал Валериан.

Мариша толкнула дверь, и та открылась. Нашим глазам предстала картина умилительная в своей несуразности. В этой холодной и мрачной дыре находилась роскошнейшая из всех когда-либо виденных мною комнат. Чего тут только не было! Мебель эпох всех французских Людовиков, сколько бы их там ни было; персидские ковры с разбросанными по ним турецкими бархатными подушками, вышитыми бисером и золотом. Тут же стояла отличная столовая мебель в стиле модерн, а у стены — трон. Точно такой же я видела в каком-то музее. Господи, а не тот ли самый? На троне восседала Маришина мама, а у ее ног сидел Гена и совершенно по-идиотски светился счастьем. Все это великолепие освещала люстра — висящая под потолком мощная лампа с бесчисленными подвесками из чешского хрусталя.

— Мама, — подавленно прошептала Мариша, — что это?

Тамара Ильинична оторвалась от созерцания своего милого друга и увидела нас.

— Ой! — воскликнула она. — Вы?

— Мама, собирайся, и пойдем, — сказала Мариша, доставая из кармана руку с зажатым в ней «Макаровым».

— Куда это вы собираетесь увести вашу милую маму? — одним плавным движением поднялся с пола Пахан.

Издалека это было похоже на то, как если бы распрямилась туго сжатая стальная пружина. Зрелище захватывающее и столь же угрожающее.

— Гена, — умоляющим голосом обратилась к нему Тамара Ильинична, — не ссорьтесь, это ведь моя дочь.

— Вижу, что не сын, — пробурчал Пахан. — А что она тут делает? Помнится, я ее не приглашал.

— А я сама решила, что не стоит мне ждать особого приглашения, — нагло заявила Мариша. — Вы ведь тут, насколько я понимаю, предложение изволили моей маме делать?