– Опять будешь… охотиться? – прозвучало тихо, взволнованно.

К темноте, глаза к которой постепенно привыкали, прибавилось молчание: напряженное, давящее. А потом на смену ему пришли горькие слова:

– Мне придется, ангел.

Несколько глухих ударов сердца, и Мишель прикрыла глаза, чувствуя, вбирая в себя скользящие прикосновения горячих пальцев по шее и вниз по оголенной спине. Ласкающие, неторопливые – несмотря на ночную прохладу, они протянулись по коже обжигающим пламенем, и, наверное, в тот момент она захмелела еще сильнее. Иначе не дышала бы так часто, так рвано, и голова не кружилась бы… На этот раз так сладко.

– Кейран… – прошептала на выдохе, окончательно запутавшись в собственных чувствах и мыслях.

Его руки замерли на мгновение, опустившись на обнаженные плечи девушки. А стоило ей к нему обернуться, как Мишель почувствовала себя совершенно пьяной. От жадного поцелуя, от вкуса жестких губ, завладевших ее губами.

Короткий удар сердца, и лицо запылало под сильными ладонями Донегана. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что им следует остановиться, прекратить это безумство, но она тут же растворилась в жарких поцелуях, с каждой секундой все дальше уводящих ее из этого мира.

И Мишель сама потянулась к своему мужчине, обнимая, несмело лаская, зарываясь пальцами в короткие жесткие волосы. Позволяя ему скользить губами по изгибу шеи, покрывать поцелуями плечи – алчными, быстрыми, нетерпеливыми – и снова возвращаться к ее губам, сладким и таким манящим, о которых он так долго мечтал.

Грезил об этих мгновениях, когда она окажется в его руках и будет хмелеть от его прикосновений, позволяя себя целовать, ласкать, раздевать. И он будет сходить с ума от прерывистого дыхания своей девочки, вслушиваться в тихие робкие стоны все нарастающего наслаждения и будет пить их, утоляя жажду, что с каждой секундой, проведенной вместе, становилась только сильнее.

Превращала его в еще большего безумца, чем он был на самом деле.

Даже в темноте он видел соблазнительные очертания девичьего тела, напряженно вздымающуюся грудь с затвердевшими сосками, обозначившимися над жесткой линией корсета. Наслаждался ощущением гладкой нежной кожи под пальцами и понимал, что не остановится, сорвется, уступит жажде.

А потом будет проклинать себя за эту слабость.

– Так нельзя, ангел. – Кейран резко отстранил от себя Мишель, зажмурился на миг, пытаясь собрать остатки выдержки, которой в нем, кажется, уже не осталось, и добавил хрипло, тяжело дыша: – Нам нельзя.

Мишель облизнула горящие, сейчас, после поцелуев, невозможно чувствительные губы. Кивнула, неловко подтягивая к груди корсаж, и стыдливо опустила взгляд.

Эйфория постепенно отступала, и жалкая лачуга уже не казалась райской кущей, а жар в груди, от которого всего какое-то мгновение назад она пылала, превратился в кусок льда, острые края которого ранили ее изнутри.

Мишель поежилась, сжалась в комок, обхватила плечи руками. А когда Донеган поднялся, собираясь уйти, потянулась за ним, останавливая.

– Останься, пожалуйста, – попросила, поднимая на него глаза, и, несмотря на подступающий к горлу горький комок из слез, шепотом проговорила: – Я не хочу быть здесь. Без тебя.

Собиралась добавить, что вообще нигде не хочет, но вовремя остановилась, понимая, что от ее признания станет только хуже.

Им обоим.

– Боюсь замерзнуть. – Мишель заставила себя улыбнуться, а потом еще и повела плечами, показывая, что вся покрывается мурашками.

– Не надоело испытывать на прочность мою силу воли, ангел? – Кейран улыбнулся в ответ.

Понимал, что лучше бы ему сейчас уйти, но оставить ее одну, растерянную и дрожащую… на это ему точно выдержки не хватит. Кейран опустился на мягкие шкуры, увлекая ее за собой, вдыхая ее сладкий запах. Обнял, чувствуя, как темные желания снова начинают туманить разум, но тут же неимоверным усилием заставил своих демонов спрятаться обратно, раствориться в закоулках сознания.

Тихонько вздохнув, Мишель прижалась к нему сильнее и, положив голову ему на грудь, впервые за долгое время почувствовала себя совершенно счастливой и безмятежной.

– Спи, Мишель, – прошептал Кейран. Коснулся губами темных волос и, уже закрывая глаза, чуть слышно добавил: – Я с тобой, ангел.

Проснулась Мишель оттого, что в хижину начали проникать солнечные лучи, бликами рассыпаясь по ее лицу, и в поселение вернулась жизнь: смеялись, играя, дети, перекликались женщины, негромко переговаривались мужчины. Вслушиваясь в незнакомые голоса, улавливая непонятные слова, девушка не сразу сообразила, что находится не в собственной спальне в Лафлере и, к счастью, не на болотах в Блэкстоуне – она у оборотней, добровольно похищенная Кейраном Донеганом.

Которого в лачуге больше не было.

Вздохнув, Мишель села на импровизированной постели, расчесала пальцами спутавшиеся после сна волосы и, как могла, затянула корсет. С крючками на корсаже пришлось повозиться, и она была больше чем уверена, что застегнула их криво, но сейчас это было последнее, что ее беспокоило. С наступлением утра вернулась и тревога, а с той осознание: она не сбежала от проблем, лишь позволила себе забыться на короткое время, почувствовать себя счастливой. Что привело к новым, еще более серьезным проблемам.

Даже страшно подумать, как поведут себя родители, когда она вернется в Лафлер! Мишель не представляла, как будет смотреть им в глаза, а главное, как объяснит свое внезапное исчезновение.

А вот соседские сплетницы наверняка придут в восторг, такой повод почесать языками.

На этой мысли Мишель запнулась. Снаружи послышались шаги, а спустя мгновение, откинув толстую шкуру, в хижину вошел Кейран.

– Доброе утро. Думаю, нам пора уезжать. – Мишель поднялась на ноги и подарила своему похитителю тусклую улыбку.

– Пора, – кивнул Донеган, не сводя с девушки взгляда.

Внимательного и напряженного, совсем непохожего на те, которыми одаривал ее прошлой ночью.

Пытаясь занять чем-нибудь руки, Мишель провела ладонями по складкам помявшейся юбки, а потом с силой сжала тяжелую ткань, заметив, как темнеют его глаза.

– Что-то случилось? – слыша, как сердце в груди замирает, почти перестает биться, тихо спросила она.

– Шиай говорит, ты знаешь, что с тобой происходит. И что началось это до того, как ты попала в Блэкстоун, а значит, Тафари тут ни при чем.

– Глупость какая! Я не… – возмутилась было Мишель, но замолчала, вдруг осознав, что имел в виду лугару или его духи, к которым он взывал всю прошлую ночь.

По выражению ее лица Кейран понял, что шаман оказался прав.

– Кто это с тобой делает, Мишель, и зачем? – требовательно спросил он.

Мишель поджала губы. Она видела, как хищно раздуваются его ноздри, как пальцы сжимаются в кулаки. Это был канун ночи, в которую появление луны влекло за собой страшные метаморфозы. И чем ближе она была, тем сложнее становилось Донегану контролировать свою звериную суть. Мишель это видела, чувствовала и понимала, что сегодняшний день – самый ужасный для такого рода признаний.