Если их сейчас кто увидит… Особенно языкастые девицы Эванз и им же подобные сплетницы. И, наверное, по-хорошему, ей следовало уйти, вот только Мишель никак не могла заставить себя от него отвернуться. И отступить еще хотя бы на шаг не получалось…

Не получалось даже отвести взгляд.

Из распахнутых окон лилась музыка, слышались громкая дробь каблуков и голоса. А здесь были только он и она: охотник и его желанная добыча. Именно это она прочла в глазах Донегана – охотничий азарт. Быть может, возрастающая луна на него так действовала – горячила молодую кровь, туманила рассудок. Или же всему виной были бурбон и ревность…

От осознания, что Кейран ее ревнует, Мишель испытала странное смешанное чувство: радость и удовлетворение отравлялись горечью обиды.

– Что ты вообще несешь? – мысленно велев себе быть благоразумной, воскликнула она. – Ты все время забываешь, что у тебя есть невеста!

– И что? – Очередная кривая усмешка. – А у тебя есть жених. Но это не мешает тебе задерживать дыхание всякий раз, когда я до тебя дотрагиваюсь. Вот как сейчас.

Он снова был рядом, снова ее касался, скользя пальцами по изгибу шеи, перебирая выбившиеся после танца из прически волосы на затылке, поглаживая, лаская.

Заставляя мутиться сознание.

– Аэлин, – напомнила ему, а заодно и себе, Мишель.

– Аэлин… – эхом отозвался Кейран. – Это было обещание отца, а я отдуваюсь. Как видишь, он вертит нами, как ему вздумается, а мы ничего и сделать не можем.

Мишель мягко отвела его руку.

– Кому и что он пообещал?

– Мой покойный дядя Эдан не хотел жениться. Не хотел брать пример со старшего брата и после нескольких лет брака хоронить любимую. Однажды его смертельно ранили на дуэли. Трагическая случайность: дядя никогда не промахивался, а в него никогда не попадали. Но в тот раз попали… Уже умирая, он признался, что крутил интрижку с одной девицей из Нью-Фэйтона. Познакомился с ней на балу квартеронок и после частенько захаживал к ней в гости.

Мишель отвела взгляд, прекрасно зная, что Кейран подразумевал под «захаживал в гости». К тому же она была наслышана о том, что происходило на квартеронских балах.

– Умирая, он попросил отца позаботиться о ребенке. Оказывается, девушка погибла сразу после родов. Ей тогда как раз исполнилось двадцать три: проклятие Донеганов настигло ее и за стенами Блэкстоуна. Эдан умолял разыскать способ избавить нас от этой заразы, а потом выдать Аэлин замуж. За меня. Окажись она замужем за джентльменом вроде меня, – теперь в голосе Кейрана слышалась ирония, – и никто бы и никогда не упрекнул ее за происхождение.

– Зачем он согласился? Ты ведь ее не любишь! – Мишель дернулась, как будто собиралась сей же час сорваться с места, разыскать Сагерта Донегана и высказать ему все, что она думает о нем и его жестоких решениях.

Но даже если бы захотела, не смогла этого сделать: от резкого движения перед глазами все закружилось, и она была вынуждена прислониться к перилам.

– Отцу плевать на наши чувства. Ему плевать на нас. Единственное, что его волнует, – это благополучие Катрины. Он скорее пристрелит меня, чем допустит, чтобы я вмешался и расстроил вашу с Галеном свадьбу.

– А тебе хотелось бы вмешаться? – Мишель задержала дыхание.

Понимала, глупо об этом спрашивать: теперь уже поздно отступать, но почему-то ей казалось жизненно важным услышать его слова.

Однако Кейран молчал, смотрел на нее внимательно, и от этого пронзительного взгляда слабость продолжала накатывать снова и снова, как волны во время шторма. И Мишель уже тоже штормило. Почувствовав, как земля уходит из-под ног, она из последних сил ухватилась за перила.

– И давно это у тебя? – резко спросил Донеган.

– Несколько дней… – сглотнула Мишель. – Слабость такая же, какая была в Блэкстоуне. И даже хуже. Иногда я словно задыхаюсь! Как если бы меня душили… Магией, – облизнув пересохшие губы, описала она все, что чувствует.

Музыка к тому моменту уже утратила свое очарование, превратившись в оглушительную какофонию. Удары каблуков об пол – словно раскаты стремительно приближающейся грозы. Смех гулом звучал в голове, противным и протяжным, от которого никак не удавалось избавиться.

И больше всего на свете Мишель в тот момент хотелось выкрикнуть: «Хватит! Достаточно!»

Но с губ не сорвалось ни звука, и, кажется, она снова пошатнулась. Наверное, поэтому Кейран подхватил ее на руки. Вот только вместо того чтобы отнести ее в дом… сбежал со ступеней крыльца и понес к своей лошади.

– Ты что творишь? Сумасшедший, – слабо возмутилась чужая невеста.

– Делаю то, что уже давно следовало сделать, – невозмутимо произнес Донеган, устраивая в седле свою невесомую ношу.

– Ты меня похищаешь? Снова? – Мишель с силой вцепилась в поводья, опасаясь, что, как только Кейран ее отпустит, она тут же угодит под копыта животного.

– Можно и так сказать, – улыбнулся он, однако глаза его при этом оставались серьезными.

Ей следовало воспротивиться, попытаться спрыгнуть, вот только это было последнее, чего ей сейчас хотелось. Особенно когда она оказалась в его руках, надежных и сильных, в объятиях, по которым скучала безумно. Обессиленная, Мишель откинула голову на плечо Кейрана и прикрыла глаза, сдаваясь на милость похитителя.

– В этот раз Гален тебя точно убьет, – прошептала она чуть слышно.

– Не раньше, чем я пойму, что, демон побери, с тобой происходит. – С этими словами Донеган пришпорил коня и помчался к раскрытым настежь воротам.

Мишель не спешила открывать глаза. Лежала, прислушиваясь, впитывая в себя ночные запахи и звуки. В том, что уже глубокая ночь, она не сомневалась, как и в другом: куда именно Кейран ее привез. И, как ни странно, была этому рада.

Снаружи, где-то совсем близко, потрескивал костер, шумели деревья, обступившие поселение лугару, сходило с ума комарье.

Когда сон окончательно покинул сознание, Мишель вспомнила и о своем похищении, и о помолвке, с которой ее забрал Донеган. С которой она позволила себя забрать. А вспомнив, испытала укол совести. Наверняка родители подняли на ноги всех соседей, и те мечутся по окрестностям Нью-Фэйтона, рыскают по лесу, блуждают среди болотных кипарисов, чьи длинные корни глубоко увязли в мутной жиже, а с ветвей неряшливо свисают седые клочья мха.

Друзья и близкие зовут ее, не догадываясь, где на самом деле скрывается похищенная избранница Галена. А тот небось сейчас вне себя от гнева. Рвет и мечет, и на Адане срывается. За то, что недоглядел, позволил госпоже исчезнуть.

Как бы ни приказал пройтись по его спине плетью.

С этими мыслями Мишель подхватилась с мягких шкур, заменявших ей ложе, и, не обращая внимания на мельтешение цветных кругов перед глазами, поспешила из хижины. Небольшая заминка случилась у самого выхода. Чувствуя себя церковным колоколом, который пытаются протолкнуть в щель между досками, Мишель прижала ладони к бедрам, сминая кринолин, и все-таки выбралась наружу.