Он встал, несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, и наконец спросил:

– Thé à la menthe?

– Сейчас это было бы в самый раз, – ответила я.

После леденящего пробуждения и ужасающей мысли о том, что история могла бы повториться, если бы я не спряталась за дюной, бурление адреналина в крови только-только затихало. Я почувствовала, что меня начинает бить дрожь, и обхватила себя руками. Аатиф заметил, что мои нервы дали сбой, и сделал нечто совершенно неожиданное: положил руку мне на плечо.

– О’кей, le thé, – произнес он, пытаясь улыбнуться. – А потом… в Марракеш.

До Марракеша мы добирались почти тринадцать часов. Жуткая была поездка. У Аатифа, когда он впервые сел за руль после ограбления, дрожали руки. Он расплакался. Я держала его за плечо, пока он не успокоился. Потом, закурив, он завел мотор, и мы поехали. Около часа мы тряслись по бугристым песчаным дорогам. Наконец колеса нашего джипа коснулись твердого покрытия. Радости нашей не было предела. Еще и потому, что по пути не было ни одного блокпоста. Когда мы покатили на север, в Тазенакхт, я спросила у Аатифа, не намерен ли он сообщить о грабеже в полицию.

– Только хуже будет. В Марокко не так много бродячих грабителей, хотя меня предупреждали, чтобы я держался подальше от проселочных дорог. Допустим, я сообщу в полицию. Допустим, этих бандитов поймают. И что потом? Они отсидят год в тюрьме, потом выйдут и придут за мной. Неоправданный риск.

– Я чувствую себя очень виноватой за то, что вынудила вас поехать той дорогой.

– Не вините себя. Я несколько раз ночевал у той деревни, и на меня никто никогда не нападал. Нам просто не повезло.

Зато нам повезло в Тазенакхте. Да, там стоял полицейский блокпост, но мы миновали его за считаные минуты. Полицейские проверили наши документы, осмотрели пустой багажник, задали несколько вопросов и пропустили. Потом мы четыре часа ехали по пустыне. Остановились только раз – чтобы залить в бак одну канистру бензина. Выпили немного воды, доели остатки питы. Я забежала за заброшенный дом справить нужду. Мы оба остро сознавали, что у нас вообще нет денег и нам просто необходимо к ночи добраться до Марракеша.

У блокпоста перед Уарзазатом, когда молодой полицейский принялся засыпать меня вопросами, Аатифу пришлось рассказать свою «жалостливую» байку о том, что у меня не все в порядке с головой. Но полицейский все равно продолжал обращаться ко мне. Я сидела неподвижно и тупо смотрела вперед, молясь про себя, чтобы он поскорее отстал. Видя, что я никак не реагирую, полицейский чуть разгорячился, пока Аатиф не объяснил ему, что я глухонемая (он все показывал на свои уши). Явно подозревая что-то неладное, полицейский подозвал своего коллегу постарше и объяснил ему ситуацию. Показывая на мою паранджу, он давал понять, что хочет увидеть мое лицо. Офицер постарше – на вид ему было пятьдесят с хвостиком – подошел к нам и вступил в разговор с Аатифом. Не знаю, что уж он ему сказал, но полицейский поверил ему и жестом показал своему коллеге, что нет нужды продолжать допрос. Взмахом руки он велел нам проезжать.

Когда мы отъехали от блокпоста, я заметила, что Аатиф крепко сжимает руль, пытаясь побороть приступ паники.

– Чуть не попались, – промолвила я.

Он согласно кивнул. Несколько раз. И сказал, что, если повезет, до Марракеша полицейских кордонов мы не встретим.

В Уарзазате, когда мы катили по авеню Мухаммеда У я внимательно смотрела по сторонам, питая тщетную надежду, что Пол каким-то чудом вдруг где-то материализуется. А Аатифу, чувствовалось, было больно находиться здесь. Все то время, что мы ехали по центральному проспекту, он сосредоточенно смотрел на дорогу. Мне отчаянно хотелось найти своего пропавшего мужа, а он столь же отчаянно мечтал о том, чтобы не наткнуться взглядом на женщину, которая разбила ему сердце, сбежав в Уарзазат к зажиточному пекарю. Каждого из нас, так или иначе, терзает наше любовное прошлое и настоящее.

– Впереди… сложный участок пути, – сообщил Аатиф. – Вы боитесь высоты?

И часом позже я по-настоящему познала страх высоты, ибо мы поднялись почти на шесть тысяч футов[128] и ехали по однополосной дороге с крутыми спусками и подъемами, прижимаясь к отвесной стене Атласских гор.

Примерно через каждые сто ярдов[129] – слепой поворот, за которым таились разные препятствия: идущий навстречу грузовик; пастух, погоняющий стадо из двух десятков коз; молодой безбашенный марокканец на мотоцикле, который едва не врезался в нас и, выкрикивая оскорбления, умчался за другой крутой поворот.

Эта дорога через горный перевал Тизи-а-Тиша поистине внушала ужас: одно неверное движение – и улетишь в пропасть. Со своего пассажирского кресла я видела головокружительно глубокое ущелье, край которого находился буквально в шаге от наших колес. Не было ни стенки, ни дорожного ограждения – ничего, что могло бы помешать падению.

– Зимой, когда снег, здесь вообще жутко, – сказал Аатиф.

В разгар лета эта дорога тоже была сродни «русским горкам». Каждый новый поворот – испытание для водителя: нужно и вираж преодолеть, и избежать возможного столкновения. Даже на самых опасных участках Аатиф не выпускал изо рта сигарету, да еще напевал себе под нос. Слушая его гудение, звучавшее все громче и напряженнее, я вдруг вспомнила одну поездку с отцом. Мне тогда было пятнадцать лет, мы ехали из Чикаго в Миннеаполис, и на автостраде нас застигла снежная буря. Несмотря на то что видимость была нулевая, отец продолжал вести машину со скоростью 60 миль в час[130], всю дорогу мурлыча себе под нос («Умчи меня на Луну»[131] – не слабо, да?), игнорируя мольбы мамы сбавить ход. Аатиф не лихачил – напротив, был крайне осмотрителен и осторожен за рулем. По этой дороге он ездил два раза в месяц, и она каждый раз изматывала его донельзя, признался он мне.

– Каждую неделю здесь случается как минимум одна страшная авария, – сообщил Аатиф.

– Но мы не станем жертвами трагедии этой недели.

– Insha' Allah.

Однако трагедия с нами чуть не произошла. Мы проезжали через одно горное селение, и какой-то мальчишка лет семи, гоняя мяч, выскочил на дорогу прямо перед нами. Аатиф нажал на тормоза, и нас понесло к обрыву, на краю которого примостилась деревня. Я закричала, закрыла лицо руками. Аатифу каким-то чудом удалось остановить автомобиль за секунду до того, как наши передние колеса нырнули бы с отвеса. Мальчишка убежал, напуганный тем, что чуть сам не попал под машину и нас не угробил: мы по его вине едва не рухнули вниз, в лежащую внизу долину (с высоты не менее тысячи футов[132]). В салоне воцарилась звенящая тишина. Аатиф, как всегда в состоянии стресса, крепко стиснул руль, пытаясь успокоиться. Потом закурил.