Вместе с Фуке приехал капитан-интендант, имени которого Дэль не знал, и который до сегодняшнего дня был для всех обычной крысой-снабженцем: одутловатое лицо, грузная фигура, неуверенная походка. До сегодняшнего дня… Как же я не увидел-то, думал про себя Дэль, и холодок прополз по его позвоночнику: капитан-интендант будто сбросил маску и двадцать фунтов лишнего веса, смотрел на Дэля одним глазом спокойно и пристально, и Стилет неожиданно понял, что этот штабной боров тоже убивал людей, не раз и не два, и даже если убил меньше, чем Дэль, то ненамного. Совсем ненамного.

Второй глаз интенданта был закрыт повязкой, под которой что-то выпукло торчало.

– Одежда, – отрывисто произнёс Фуке и бросил в руки Дэлю пакет. – Надень.

Стилет без разговоров скинул свою форму и стал облачаться в новую.

– Она маскировочная. Если больше двух секунд стоишь неподвижно, то начинает менять цвет под местность. Сама.

Дэль кивнул, натягивая на себя просторную рубашку с капюшоном и штаны. Фуке и капитан-интендант коротко переглянулись. Когда осужденный оделся, принц-консорт протянул Дэлю небольшой предмет с тонким впаянным обручем.

– Надень на правый глаз.

Дэль неловко натянул обруч на голову, пристроил штуку себе на глаз и едва не заорал от ужаса – штука оказалась живой и, будто маленький зверёк, цепко сжала его голову обручем и одновременно с мягким хлюпаньем втянулась ему под веки. Видя его замешательство, капитан-интендант подчеркнуто медленно протянул руки к Дэлю и поправил прибор.

Стилет выдохнул раз, другой, сердце билось как сумасшедшее.

– Уух тыыы… – протянул он, медленно оглядывая сумерки вокруг себя.

– «Совиный глаз», – сказал Фуке. – Видит ночью и даже в полной темноте. Завяжи повязкой, как у капитана Дебрэ. Видеть будет так же, но поцарапаешь меньше.

План был ясен, как мир в «совином глазу». Дэль и его люди, снабженные маскировочной одеждой, меняющей цвет, «совиными глазами» и холодным оружием, не ранее полуночи и не позднее трёх часов утра должны проникнуть в замок колдуна. Задача: по возможности избегая солдат и рядовых, сосредоточиться на бесшумном уничтожении командиров и главарей врага. А как мы их отличим, чуть не брякнул Дэль, но вовремя прикусил себе язык.

– Самое главное – вас никто не должен видеть. Ни враги, ни свои. Своих вам надо опасаться больше, потому что врага можно убить. А если убьёте своего, – проницательно продолжил Фуке, – то я узнаю, и мы с капитаном будем очень недовольны.

Капитан Дебрэ издал звук, более всего напоминающий хрюканье. Дэль незаметно сглотнул. Похоже, что судьба всё-таки собирается предъявить ему настоящий счёт за все его удачные похождения. Гори в аду, Эдмон Терье, проклятый некромант-прокуроришка. Всё из-за тебя…

– Что мы должны делать? – хрипло спросил осуждённый. – То есть… Какой план?

На этот раз коротко усмехнулись оба – и Фуке, и капитан.

– Плана нет, – сказал принц-консорт. – Ты ведь не солдат. Есть задание, есть люди, есть снаряжение. Вот схема. Главное – результат.

И протянул ему сложенный лист бумаги, исчерканный карандашом от руки.

– Завтра после штурма я сам тебя вызову, – продолжил Фуке. – Тогда и будет ясно, что с тобой делать. Кстати, у тебя ещё пять комплектов одежды, и пять совиных глаз. А людей, кроме тебя, ещё семь человек. Кто их будет носить, выбери сам. А кто покажется тебе ненадёжным… – последовало красноречивое молчание, затем капитан и принц-консорт одновременно полезли в мобиль.

– Кстати, – сказал Дебрэ, обернувшись. – В этой одежде нельзя плавать, но глаз работает и под водой. Учти.

Эти люди знали его лучше, чем Дэль сам знал себя. Они стояли выше него на три ступени, сама мысль о неподчинении им была будто ножом по стеклу, они видели все его мысли и желания, они знали, как с ним обращаться, и просчитали его на двадцать шагов вперёд, они держали его прочнее, чем если бы засадили крюк под ребро, потому что Дэль хотел им служить: с ними он достигнет больше, чем с кем-то ещё.

4

Клотильда Меффрэ производила впечатление. Возможно, причиной тому были низкие потолки в лаборатории, возможно, общая атмосфера порождений чуждой мысли, но скорее всего, дело было в том, что госпожа Меффрэ была попросту страшна собой. Её подведённые чёрным глаза, ярко накрашенные губы, толстые напудренные щёки; светло-зелёный халат, не скрывающий платье, облегающее массивную рыхлую тушу; большие болотные сапоги.

Меффрэ одним движением вытянула с потолка белое светящееся полотно, на котором рисовала жирным черным карандашом. На полотне была одна-единственная надпись: «Нони».

– Я даже не знаю, с чего начать, – надменно произнесла она. – Что конкретно вас интересует?

– Где ваш муж? – неожиданно спросил Аслан.

– Вы его не позвали, – ответила Меффрэ. – Он вместе с валглами готовится к штурму. У нас мало времени.

Аслан и Жак переглянулись.

– Мы хотим выяснить, почему Нони необходимо быть рядом с вами, – повторил Питер, почему-то злясь на себя. – От этого зависит наше решение.

Меффрэ усмехнулась.

– И вы думаете, что способны понять то, что я вам расскажу?

– А вы постарайтесь, – сладким голосом сказал Жак.

– Вы не сможете узнать, лгу я или нет.

– У нас большой опыт, – всё тем же бархатным голосом заверил её Жак. – Я бы даже сказал – ог-ромный опыт в части разбирательств в тех вещах, о которых мы не имели ни малейшего представления.

– Рассказывайте, – подытожил Питер. – Время идёт.

Клотильда Меффрэ поджала губы и посмотрела на Нони. Актриса ответила ей спокойным взглядом; даже слишком спокойным. Меффрэ пожала плечами – воздух в лаборатории словно колыхнулся – и начала рассказывать.

Нони Горовиц, как все уже знают, древний человек. Физически они ничем не отличаются от нас, но уровень их культурного и технологического развития превышал наш в десятки, а то и сотни раз. Их цивилизация оставила многочисленные следы, которые больше запутывают, чем что-то объясняют; по прикидкам учёных, древние покинули планету приблизительно двести – двести десять лет назад, оставив её в беспорядке и недоумении. Мы потомки тех, кого они забыли здесь, случайно или намеренно.

Аслан нетерпеливо шевельнулся.

– Что же касается нашей Нони, – продолжила колдунья, – то она просто больна.

– Больна? – переспросил Жак.

Нони смотрела куда-то вниз и вбок, до хруста отвернув голову от Меффрэ.

– Мы называем это экзалепсия, – медленно ответила Меффрэ, глядя на затылок актрисы. – Совсем не редкая, неизлечимая и смертельная болезнь. Даже древние не умели её лечить до конца, умели лишь продлевать жизнь, гася симптомы, и добились в этом больших успехов. Единственное, что процедуру надо было повторять постоянно, приблизительно раз в год-полтора.

– То есть вы похитили Нони, чтобы её вылечить? – ещё более невинным тоном поинтересовался Жак.

– Нет, – резко