А затем я вновь ощутила знакомое покалывание в пальцах.

Это был ответ на мой молчаливый вопрос о том, что же делать и где искать выход из положения.

Ответ был близок… очень близок…

Но вновь так и не открылся мне, исчез в самый последний момент, словно испугавшийся яркого света призрак.

– А у вас самой есть фея-крестная, профессор? – спросил меня Тедрос. От напряженных мыслей по его лицу пролегли глубокие морщины. – Кто-то, кто приходит на помощь, когда она нужна вам?

Мне хотелось сказать Тедросу, чтобы он помолчал. Чтобы не мешал мне думать…

Но тут во мне вновь шевельнулось мое шестое чувство.

На этот раз оно побуждало меня ответить на вопрос Тедроса. Рассказать ему мою историю.

Зачем?

Ну, узнать это можно было только одним способом.

– Да, своих покровителей имеют даже феи-крестные, – напряженным тоном начала я, глядя в окно на начинающее светлеть небо. – К выпускным экзаменам в Школе Добра и Зла я пришла в ранге лидера, но провалила выпускной тест. Не смогла убить мерзкую ведьму, которая заманивала детей в свой пряничный домик.

– Это была мать Эстер? – спросила Николь.

– Совершенно верно. Если бы я успешно справилась со своим заданием, Эстер никогда не появилась бы на свет. Эстер родилась спустя много-много лет, это стало возможно благодаря черной магии, позволившей ведьме родить ребенка даже в глубокой старости. А тест свой я провалила по очень простой причине – у меня не было склонности к насилию, даже если речь шла о ведьме, пожирающей детей. Мою судьбу круто изменил Мерлин. Его часто приглашали тогда консультантом в Школу Добра, а на моем четвертом курсе он даже преподавал целый семестр Добрых дел, когда наш прежний профессор срочно уволился из-за конфликта с начальником Комнаты Страха. Я была одной из любимых студенток Мерлина, поэтому он сказал нашему тогдашнему декану Аджани, что не видит смысла в том, чтобы ему самому продолжать преподавать Добрые дела, когда прямо в Школе есть прекрасный кандидат на эту должность. Как вы можете догадаться, этим кандидатом Мерлин считал меня. Декан Аджани не мог не прислушаться к мнению такого уважаемого волшебника, как Мерлин. Короче говоря, мне изменили дипломный тест, я его успешно прошла и стала самым юным в истории преподавателем в Школе Добра.

– Значит, это Мерлин стал вашей феей-крестной? – сказал Богден. – Или крестным отцом. Ну, не важно.

– Нет, – ответила я, еще глубже погружаясь в свои воспоминания. – Потому что я не до конца чувствовала себя на своем месте, став преподавателем. И став деканом (этой чести я удостоилась спустя несколько лет) тоже. Что-то подсказывало мне, что я предназначена для чего-то бо́льшего, только никак не могла понять, в чем же заключается мое истинное предназначение. Как это ни странно может показаться, но следующим человеком, круто изменившим мою судьбу, стал король Артур.

– Мой отец? – ахнул Тедрос, едва не подавившись бисквитом.

Меня саму все сильнее затягивала моя собственная история. Было такое ощущение, что прошлое – это ключ к настоящему.

– После того как ты родился, твой отец попросил одного преподавателя из нашей Школы написать твой коронационный портрет. Свой собственный коронационный портрет Артуру ужасно не нравился, и он хотел заранее убедиться в том, что все будет в порядке хотя бы с твоим портретом, который повесят на стену, когда ты станешь королем после смерти отца. Тот преподаватель не только согласился написать твой портрет, он еще и меня с собой взял, так что все то время я тоже была здесь, в Камелоте.

– Так, значит, король Артур был вашим волшебником-крестным? – сгорая от нетерпения, воскликнул Уильям.

– Погоди секунду, – вклинился Тедрос, накладывая шоколадный пудинг на свою тарелку. – Леди Гримлейн говорила, что мой портрет написал провидец, сумевший сквозь время заглянуть в будущее и точно предсказать, как я буду выглядеть, когда стану юношей. Но раз вы говорите, что это был преподаватель из нашей Школы… – он широко раскрыл глаза и удивленно прошептал: – Профессор Садер? Это он был провидцем, написавшим мой портрет?

– Да, и мы с твоим отцом своими глазами следили за тем, как мазок за мазком ложатся на холст краски, – кивнула я, живо вспоминая о том, что все это происходило именно здесь, в этой самой комнате, и с веранды залетал ветерок, напоенный ароматом цветов. – Артур сам попросил, чтобы Август привез с собой декана, у которого в свое время будет учиться его новорожденный сын. Хотел, наверное, заранее дать мне почувствовать, какую ответственность я беру на себя за образование будущего короля. Гиневра любезно позволяла мне брать тебя на руки, хотя ты уже тогда был таким непоседой, столько хлопот доставлял… Ваша домоправительница, леди Гримлейн, тоже здесь была, только почти все время молчала. А когда твоя мать уносила тебя, леди Гримлейн начинала тосковать, я это чувствовала, и вскоре как-то так получилось, что с этой женщиной я стала общаться чаще, чем с королем. Разговаривали мы с леди Гримлейн в основном о житейских пустяках. О том, как она скучает по мальчишкам-близнецам, которых растит ее сестра, о том, как я сама сожалею о том, что у меня нет ни детей, ни сестер, ни братьев. Я замечала, что мое внимание шло на пользу леди Гримлейн, улучшало ее настроение. Заметил это и профессор Садер. Когда работа над портретом была завершена и мы с ним возвращались в Школу, он сказал, что на него произвело большое впечатление то, как я обращалась с Гримлейн, потому что это очень трудно – найти контакт с таким одиноким и замкнутым человеком, как она. У меня при этом появилось такое ощущение, что Август знает Гримлейн гораздо лучше, чем можно было предполагать. Затем он сказал, что, по его мнению, мои таланты как преподавателя и декана раскрываются не в полной мере, и предложил мне подумать о том, чтобы стать феей-крестной и помогать тем, кому это необходимо. Поначалу я отклонила эту мысль, я понятия не имела о том, что значит быть феей-крестной, эта работа казалась мне нудной и примитивной – чужую тоску-печаль разгонять да исполнять ерундовые желания. Но Август сумел переубедить меня и сделал мой хрустальный шар, в который вложил частицу своей и моей души. Этот хрустальный шар стал показывать мне людей, которым в Лесах нужна моя помощь. Именно моя помощь, не чья-то еще. И мне стало все больше нравиться приходить на помощь, откликаться на этот зов. Впервые за долгое время моя жизнь перестала замыкаться в рамках Школы Добра и Зла, стала выходить за ее пределы.

– Значит, это был не Мерлин и не мой отец. Это был профессор Садер, – сказал Тедрос. Разговор настолько увлек его, что он даже жевать перестал. – Он был вашим волшебником-крестным.

– Профессор Садер направил меня на нужный путь, – ответила я. – Это его лицо появляется, когда я смотрю в хрустальный шар. Во всяком случае, появлялось до тех пор, пока шар не сломался. Теперь он чаще буксует, чем работает.

– А кто его сломал? – спросил Айя.

– Хотите верьте, хотите нет, но сломал его Август! – покачала я головой. – Вроде бы пророк должен заранее все знать и предвидеть, но Август смахнул шар у меня со стола. Шар упал, и от него откололся большой кусок. Август предложил сделать для меня новый шар, но не успел, потому что вскоре после этого умер. Мерлин пытался починить шар, но тот изменил свои свойства. Вы сами видели, как он повлиял на меня, мои легкие так и не поправились до сих пор…