Когда Томас произнес это — в нем говорило отчаянное желание спасти его женщину. Он понимал, что стоит им промедлить, опоздать… и случится непоправимое.

За Матерью, за культом сенсарии стоят века! Как бы сильно они ни хотели с бежать и скрыться ото всех ради тихого счастья, у них не будет ни одного покровителя. Ни одного помощника. И все потому, что он не шутил — без сенсарии Сорра погибнет. Так же, как гибнет Авента, занесенная снегами и скованная льдами.

Томас, еще будучи стражем умел слушать. Не подслушивать, а именно слушать, чтобы знать о происходящем в Сорре наверняка. Эта привычка особенно пригодилась ему, когда он стал градоначальником. А любовь к Мириам сделала его особенно внимательным к информации связанной с сенсарией и природными явлениями.

Именно так ему однажды удалось разузнать про Максимуса Рейна — правителя Авенты, который подвергается гонениям. Вести принесла гончая, что нашла способ обойти джиннов и изредка пересекала границу. По ее словам, правителя считают бездарным, ведь как это он не сумел привести земли в порядок? И почему именно при нем случился закат некогда сильной, независимой Авенты?

Томас осознавал, что умереть от холода — страшная смерть. И, что правитель совершенно ни в чем не виноват. Просто у Авенты нет сенсарии, нет матери. Той, что восстановит цикл жизни и вдохнет в усыхающие от морозов земли перерождение.

Подумать только, такие важные знания были у него, и оказались совершенно недоступными для правителя соседних земель.

«Уму непостижимо!» — думал он. И самым удивительным было то, что хранители Черты не позволяли никому пересекать границу. Ни гонцам, ни воинам, ни правителям, и даже зверей джинны останавливали. Авента и Сорра существовали в полной изоляции друг от друга. Только это не мешало им страстно желать объединения — даже если это означало войну. По обе стороны от Черты то и дело выстраивались легионы гончих и ищеек, вражеских, но таких похожих армий. Уникальных, опасных, обладающих необъяснимой магией…

И каким именно образом их останавливали джинны, никто не знал. Да и кто такие джинны, помимо хранителей Черты — тоже никто не ведал. Кого бы Томас ни спрашивал, какие бы редкие книги не находил ради поиска ответов — объяснения откуда появились джинны, не существовало. Как и объяснения тому, откуда взялись ищейки и гончие…

— Не знала, что ты мечтатель, — прошептала Мири, лежа рядом с ним на софе в его кабинете.

На дворе была поздняя ночь, и под ее покровом, они снова обсуждали план побега из Сорры. Стоило Томасу замолчать на пять минут, как его госпожа решила, что он замечтался.

— Отнюдь, — он взял ее ладонь со своей груди и поцеловал.

Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо.

— Ах, вижу, — Мириам коснулась точки между его бровей. — Ты нахмурился, потому что я тебя опечалила?

— Нет, — слукавил он, потому что возникшая из ниоткуда ревность была не той стороной, которую он хотел показывать своей любимой.

— Я пытаюсь подыграть тёткам! — начала оправдываться Мири, видно не так уж и хорошо он умеет скрывать переживания. — Мы гуляли в их присутствии минут пять и всё! — она огладила его лицо, виновато заглядывая в глаза.

— Прости меня, моя госпожа, — искренне произнес Томас. — Одна только мысль о другом мужчине рядом с тобой лишает меня рассудка.

— Эр Лихх — золотой кузнец с юга. Даже тетки сказали, что руки у него от работы огрубели, как и лицо. Я, ты не подумай, не прикасалась к нему! — уверила она.

— Эр Лихх? — повторил в слух Томас, чтобы запомнить это имя и, при первой же возможности навести справки.

Для золотого кузнеца с юга стать кандидатом — невыполнимая задача. Он явно не так прост… Хотя, может в градоначальнике говорила ревность?

— Я выигрываю для нас время, — уверенно сказала Мири.

— Верю, — он притянул ее к себе и поцеловал. Ревностно, страстно. И тут же остановился. — Прости…

— Еще, — неожиданно ответила госпожа и прильнула к нему. — Поцелуй меня так еще раз, — просила она.

Конечно же он подчинился. Страсть и ненависть сжигали его живьем, и единственным лекарством для него была Мириам. Нежная, стойкая духом, желанная до невозможного.

Он корил себя за то, что вдруг стал рядом с ней необузданным мужчиной, и не мог остановиться. Но пообещал себе, что один ее взгляд, вздох, слово… и он уберет от нее руки, успокоит отяжелевшее от вожделения тело, утихомирит изнывающее сердце.

Только той ночью любимая госпожа Томаса Клиффа просила его о совершенно другом… Он чувствовал себя королем, которому позволено то, о чем другие и не мечтали, и рабом, который навсегда скован цепями любви и идет ко дну океана.

И пусть Мириам этого никогда не узнает, он обещал себе, что кроме нее у него не будет другой женщины.

Ни в этой жизни, ни в следующей, ведь он принадлежит и будет принадлежать всегда только ей.

* * *

Песчаный Замок, моя тюрьма и могила, был огорожен от остального мира высоким каменным забором. Но этой ночью, по просьбе Эра, няньки облачили меня в белые ткани — потому что так принято одеваться Матери — и вывели на свободу. Только вопреки моим ожиданиям, за пределами ограждения ждала ещё одна стена. И уже за ней, как мне объяснили, проживало население Сорры.

Здесь же, по соседству с инкубатором для сенсарий, расположились дома, или, если описать точнее — вычурные особняки приближенных к власти. Даже в ночи я могла рассмотреть росписи на домах, причудливую лепнину и поблескивающие золотом пики высоких оград.

Песчаный Замок надоел так, что повод выбраться, пусть даже для того, чтобы познакомится с подельником Эра, немного обнадеживал. Казалось, что, выйдя за пределы высокой стены, я смогу вдохнуть воздуха, оглядеться по сторонам, повидать людей…

В реальности же меня ожидал второй уровень капкана. Замок был окружен двумя каменными окружностями, через которые не перепрыгнуть, не перелезть! Даже если я каким-то образом смогу улизнуть из-под носа нянек, то до второй стены я никогда не доберусь незамеченной — здесь все и каждый служат моему врагу.

Процессия тёток окольцевала, из-за их замотанных в широкие шарфы фигур мне еле удавалось рассмотреть куда мы идем. И все-таки я замечала то и дело появляющиеся в окнах высоких домов головы жителей. На меня смотрели… Нет, нет так. Смотрели на сенсарию, что под покровом ночи шла по занесенной горячим песком улице.

Удивительно, но даже сумрак не смог остудить раскаленную почву. Стопы нагревались даже