— Это тебе за Кипеж-град! Это за всех обманутых тобою мужчин! Это за батюшку! Это за Шарика! Это за Матрену! Это за Даромира! Это за расстроенную свадьбу!

Причем последняя фраза звучала не в пример чаще остальных. Надо будет после битвы обязательно попросить у нее прощения и заодно попросить выйти за меня замуж, а то нехорошо обманывать молоденьких девушек.

Едва мой посох опустился на голову княгини, и бородач, и душившая его красна девица испарились, словно их и не было. Пока мелкая, но решительная боярышня таким не очень интеллигентным способом обрабатывала Сантану, моя бабанька изо всех сил старалась прийти в себя. Словно рыба, выброшенная на берег, она хватала воздух ртом и пыталась подняться. Наконец ей это удалось.

Первым делом, лишь только она перевела дух, бабанька сняла с меня чары. С тех пор как она здесь появилась, она не раз пыталась это сделать (я это чувствовал), но — увы. Ну а теперь, пока Сантана занята спасением свого кукольного личика от праведного рыжего гнева, я получил возможность двигаться.

Торопиться и пороть горячку я не стал: в деле мести спешка ни к чему. Я потянулся, чтобы вернуть затекшим мышцам былую гибкость, и посмотрел на верещащую княгиню взглядом проголодавшегося людоеда. Это ничего, что в мое меню не входят паленые Сантаны, будем считать, чго я занялся заготовками на зиму.

Щелчок, и туда, где мгновение назад находилась княгиня, ударила молния. Каюсь, я немного погорячился с силой заклинания (уж больно лапы чесались), и струганая дубовая половая доска превратилась в горку дымящейся щепы. Надо бы поосторожнее быть, как-никак семейное имущество.

Сантана, чудом ускользнувшая от моего разящего гнева, вскинула на меня свои зеленые глаза и всё поняла правильно. Да, я не собирался повторять предыдущие ошибки и оставлять ее «на закуску». Я собирался потребить ее прямо сейчас, в качестве главного блюда.

Именно эта проницательность ее и спасла. Действительно, после изматывающей схватки с Серафимой у нее не было ни единого шанса уцелеть в битве со мной. И поэтому, вместо того чтобы принять бой и соответственно пасть в нем смертью храбрых, она предпочла банально остаться в живых и сбежать.

Но ведьма не была бы ведьмой, если бы ушла просто так. И в тот момент, когда я уже было пустил в ход очередное заклинание, она вдруг сама что-то пробормотала, и в сторону Селистены метнулось сизое облачко. Не теряя ни мгновения, княжна обернулась в хищную куницу и в один прыжок оказалась на широком подоконнике.

Выбор в общем-то у меня был очень даже невелик: или шарахнуть по всей строгости военного времени по этой пушистой пакости, или спасать свою конопатую судьбу. Надо ли говорить, что я выбрал второе.

Сама боярышня даже не подозревала, какая опасность ей грозит. Убедившись, что я очнулся, она тут же охотно уступила мне почетное место победителя ведьмы, бросилась к Серафиме (заметьте, не ко мне!) и просто не видела, что происходит за ее спиной.

Вместо боевого колдовства я пустил в ход защитное и попытался нейтрализовать происки Сантаны. В тот момент, когда куница прыгнула из окна на ветку стоящей у дома сосны, в горнице раздался оглушительный взрыв. Судя по всему, это сработала моя защита, которая разнесла прощальный привет княгини вдребезги.

Вдруг мне показалось, что вслед за преображенной княгиней метнулась тень, но разобрать, что это или кто это был, я не успел. К тому же и у меня самого проблем было выше крыши. Стонала Серафима, визжала Селистена, мычала Матрена, а я метался между ними троими, пытаясь помочь всем сразу. Наконец осознав, что это невозможно, я бросился к боярышне.

— Ты как? Что болит? Задело, да? — засыпал я вопросами солнечную.

Вместо ответа она вдруг замолчала, хищно улыбнулась и отвесила мне пощечину. Вообще-то было совсем не больно, она скорее отбила свою ручонку, но я посчитал своим долгом возмутиться. Я ее спасаю, по ее милости врага упустил, а она рукоприкладством занимается. Хорошо еще, что у Золотухи голова крепкая и синяки под шерстью не видны, а то пришлось бы холодные компрессы ставить.

— За что?! — потирая лапой ушибленную щеку, выразил я свое негодование.

— За то, что отказался на мне жениться! — потирая отбитую руку, ответила Селистена.

Ах вот оно в чем дело, а я и забыл. Ну чего не ляпнешь ради общего дела. Разве можно быть такой злопамятной?

— Да ты что, я же просто пошутил! А ты что, поверила, да?

Хлоп — и она отбила и вторую ладошку. Правда, на этот раз я успел подставить лохматую и мягкую шею, чтобы травма была не слишком сильной.

— Конечно, поверила! Разве можно шутить такими вещами?!

— А разве нет? — пожал я плечами и ловко увернулся от очередной затрещины.

— Конечно, нет!

— Как знать, я вообще всегда был против штампов и условностей. К тому же я вдруг вспомнил, что до сих пор не сделал тебе предложения.

— Да? — искренне удивилась солнечная.

— Так как-то само собой стало ясно, что мы созданы друг для друга и должны быть вместе, а самого предложения я тебе до сих пор не делал.

— Ну и? — уже лукавым голосом произнесла Селистена.

— И всё.

— Что — всё?

— Делаю.

— Что делаешь? — не унималась мелкая.

Тут я заметил, что на нас с нескрываемым интересом смотрят Серафима с Едреной-Матреной. Оказывается, пока мы разбирались с мелкой, они пришли в чувство и теперь внимательно следили за происходящим. Что ж, лишние зрители мне не помешают.

Так как встать на одно колено в собачьем обличье весьма проблематично, то я просто сел, прислонил лапу к сердцу, чтобы добавить возвышенности минуте, и молвил торжественным голосом:

— Несравненная Селистена Антиповна, я уже три года, словно мальчишка, влюблен в тебя. Ты вообще самое лучшее, самое солнечное, что было в моей жизни. До встречи с тобой я и не предполагал, что буду способен на такие чувства.

Селистена изобразила на конопатом личике некоторое разочарование. Хм, а чего ей еще не хватает? Ладно, добавим.

— Обязуюсь после свадьбы стать серьезным, степенным и правильным. Ну как?

— Что — как?

— Согласна стать моей женой?

Мелкая недолго подумала и спокойным, будничным голосом, ответила:

— Нет.

— Не понял? — подпрыгнул я. — Это как это нет?

— А так, — пожала плечами Селистена.

Ну ничего себе! А я-то думал, что она обрадуется… Что ж, насильно мил не будешь. Да и правильно, кто я, собственно, такой? Ни кола ни двора, даже выпускные экзамены в скиту не сдал. А она? Умница, красавица, да к тому же еще дочь премьер-боярина.

Голова у меня закружилась, и я чуть не упал на пол, так как до последнего продолжал глупо держать лапу у сердца. Сейчас я точно не помню, но, по-моему, я даже собирался в первый раз в жизни провалиться в обморок, как вдруг оказался в родных, худосочных объятиях, и тихий голосок прошептал мне на ухо: