Мануэлита была неукротима. И в этом очень похожа на Боливара. Он не мог ни оставить ее, ни быть с ней вместе все время. «Так сделайте же с ней что-нибудь, — сказал он одному из своих подчиненных. — Она настоящая идиотка. Вы же знаете ее не хуже меня».

По пути в Ла-Плату Боливар узнал, что Бразилия пыталась аннексировать Восточный Берег. Аргентина объявила ей войну. Бернардино Ривадавия, лидер аристократической партии Аргентины, был избран главой ее правительства. Ривадавия обратился к британскому послу в Буэнос-Айресе Вудбайну Паришу с просьбой повлиять на бразильцев. Ривадавия предупредил Париша: если Англии не удастся усмирить Бразилию, Боливар способен начать тотальную войну республиканцев против аристократии и монархических форм правления, включая и Великобританию. Паришу хватило ума проинформировать об этом министра иностранных дел Каннинга. Париш сказал Джорджу Каннингу, что рассматривает заявления Ривадавии как «личное оскорбление» Боливару. Британцы сообщили аргентинцам, что Бразилия готова вывести свои войска из Восточного Берега, если регион будет признан независимым буферным государством. Идею буферной зоны предложили англичане. Ривадавия неохотно согласился. Так при содействии Британии было образовано новое государство — Уругвай.

Война между Аргентиной и Бразилией была предотвращена. В миссии Боливара больше не было нужды. Вскоре пришли новости о событиях в Колумбии. Страна раскалывалась на две части: Новую Гранаду и Венесуэлу. Создалась угроза гражданской войны. Паэс, правивший в Венесуэле, умолял Боливара вернуться: «Ситуация, сложившаяся в стране, очень напоминает Францию в то время, когда Наполеон уехал в Египет. Лидеры революции, поняв, что правительство погибнет, если попадет в руки толпы, призвали его обратно. Сейчас Вы вполне можете повторить слова великого Наполеона: „Заговорщики угрожают существованию нации. Давайте спасем ее“».

Боливар дал Паэсу высокомерный ответ: «Колумбия — не Франция, я — не Наполеон… Титул Освободителя выше всех других титулов, которым могли удостоить человека. Я не могу даже допустить мысли, что откажусь от него». Заботливая Мария Антония, сестра Боливара, предупреждала его: «Я с радостью жду того дня, когда ты появишься здесь со своими войсками… Этой стране очень недостает тебя. Здесь много политических фракций и много злоупотреблений, но, когда ты будешь здесь, все наладится. Они посылают комиссию к тебе, чтобы предложить корону. Отнесись к этому мерзкому предложению, как оно того заслуживает. Постарайся, не повторяя ошибок Европы, положить конец существованию многочисленных фракций. Не забывай о том, что ты сказал в Кумане в 1814 году: „Я стану Освободителем или умру“. Это твое звание. Оно возвышает тебя над другими людьми и освещает тебя славой, за которую ты так дорого заплатил. Не доверяй тем, кто предлагает корону: они роют тебе могилу. Вспомни Бонапарта, Итурбиде и многих других известных людей. Я всегда знала тебя как умного человека и верю, что ты неспособен сделать нечто подобное. Если бы я не желала тебе счастья, то не стала бы говорить с тобой об этом… Приезжай поскорее! Я жажду увидеть тебя и твои войска. Здесь пусто, пусто… Я подготовлю к твоему приезду дом. Но чьим будет этот дом — моим, твоим или еще чьим-то?»

Боливар вернулся в столицу Боливии — Чукисаку (позднее этот город получит название Сукре). Ему опять был оказан пышный прием со множеством подарков. Среди них была сабля с ножнами, украшенными тысячью четыреста тридцатью тремя бриллиантами. А рукоятка ее была сделана из чистого золота. Через месяц, совершив тяжелый переход верхом на лошадях, Боливар прибыл в прибрежный город Танка. Оттуда морем он отправился в Лиму. В феврале 1826 года он достиг своей цели. В Лиме Боливара уже ждала его великолепная, яростная Мануэлита.

Прежде чем вернуться в Колумбию, Боливар хотел наладить государственное правление в созданных им и Сукре республиках Перу и Боливии. Конституция, написанная им для Боливии, стала моделью и для Перу. Боливар хотел, чтобы эта конституция стала законом для конфедерации всех освобожденных территорий.

Боливар вкратце изложил свою идею Сантандеру. Это было ошибкой. Боливар предполагал стать пожизненным президентом одной из конфедераций. Вице-президентом и преемником намечал назначить Сукре, а не Сантандера. Неудивительно, что Сантандер, и прежде недолюбливавший Боливара, теперь из политического противника превратился в его ярого врага. Молодой храбрец Сукре был симпатичен Боливару гораздо больше Сантандера. Сукре заслужил уважение Боливара, поскольку внес значительный вклад в освобождение Боливии, Перу и Эквадора. Именно Сукре, считал он, является тем человеком, который может объединить эти страны в конфедерацию.

Конституция Боливии и ее слегка измененная модификация, предназначенная для Перу, содержала много старых идей Боливара. Конгрессы Ангостуры и Кукуты однажды уже отклоняли их. Конституция предполагала выборное собрание на основе имущественного ценза. Президент назначался пожизненно, в его руках было сосредоточено много власти. Вся государственная система замыкалась на президента. Конституция предполагала также создание «коллегии цензоров» (что-то вроде верховного суда), в которую входили бы самые достойные представители общества.

Идея пожизненного президентства, противоречивая и явно антилиберальная, на самом деле была компромиссом между либералами, исповедующими радикализм XVIII столетия, и старой концепцией абсолютной монархии, выработанной Бурбонами. Либералы стремились соединить демократические формы правления с сильной исполнительной властью. Этот эксперимент, где бы он ни проводился, приводил к печальным результатам: анархии, гражданской войне и в конце концов восстановлению диктаторских методов правления. Так же произошло в Аргентине и Венесуэле времен Первой республики.

Вот что писал сам Боливар о своей конституции: «Президент республики должен иметь крепкую позицию в центре. Он должен быть как Солнце, дающее жизнь Вселенной. Верховная власть должна быть перманентной, потому что выборная система — в большей степени, чем любая другая, — нуждается в прочном центре, вокруг которого вращаются государственные чиновники и граждане страны, все люди и вещи. Если народ хочет быть свободным, он должен иметь сильное правительство, способное избавить его от анархии и злоупотреблений людей, находящихся у власти. Огромные просторы нашего континента делают невозможным установление монархической формы правления. Пустыни располагают к независимости (духа)». Это была красивая формулировка, но общественный институт, который он хотел создать, был абсолютно недееспособен.

Боливар не отличался постоянством взглядов. В документе, направленном виконту Мельвилю, первому лорду адмиралтейства, в марте 1825 года он писал: