Прежде чем заснуть, я убедился, что запер вседверцы машины, и так поднял стекла, чтобы никто не мог протянуть свою погануюлапу в салон. Ангелы чудовищно ведут себя по отношению к людям, которыевыключаются или вырубаются на вечеринках, и одна из главных «ангельских»традиций – в первую ночь любого пробега глаз не смыкать! Несколько раз, когда яискал кого-то, мне говорили: «Он отъехал». Сначала я полагал, что это выражениеимеет какое-то отношение к передозировке психостимуляторами: обезумевшая жертвадолжна ускользнуть в лес, как больное животное, и выветрить свое исступление,чтобы не напрягать остальных. Но слово «отъехать», как выяснилось, не означалоничего зловещего, дурного и подозрительного, «отъехать» – это всего лишьзадремать, с перепою или от прозаической усталости. Если такое случается скаким-то бедолагой, не сумевшим отыскать себе надежного и безопасного убежища,чтобы покемарить, остальные немедленно начнут над ним издеваться. Самое обычноенаказание за то, что ты отрубился, – душ из мочи; те, кто все еще держитсяна ногах, тихо берут спящего в кольцо и обоссывают его с головы до ног. Другиенаказания – еще более изощренные. Торпеда Марвин вызывает всеобщее восхищениесвоей ювелирной работой над сонями. Однажды он подсоединил Бродягу Терри кэлектрической розетке, затем облил его «левайсы» пивом и вставил вилку куданадо. Джимми из Окленда, один из самых наиспокойнейших Ангелов, вспоминает, каквырубился на пробеге в Сакраменто и как его за это подожгли.

«Эти ублюдки замазали мои очки черной краской,измазали меня всего губной помадой, а потом поднесли огонек», –рассказывал он с усмешкой. А Маго как-то раз проснулся на вечеринке и обнаружилу себя на запястьях наручники, ноги были закованы в кандалы, а два горящихкартонных пакетика с бумажными спичками лежали на его колене. «Я умолялкого-нибудь поссать на меня, – сказал он. – Старый, я же горел!»

На рассвете в лагере еле-еле шевелилосьчеловек двадцать, а то и меньше. Один из райдеров «Цыганского Жулья», с которымя раньше беседовал, был вконец очарован словечком «сплавить». Он уловил этослово, когда я заметил, что их «сплавили» в херовый кемпинг. «Цыган» с ухмылкойповторил это слово несколько раз, потом какое-то время забавлялся, придумываявсякие сочетания. Через несколько минут я услышал, как он донимает другого«Цыгана»: «Скажи, старый, может отправимся в город и сплавим кого-нибудь?». Кчетырем утра это слово стало расти в его голове, как злокачественная опухоль, ион бродил вокруг костра, доебывался до людей и спрашивал: «А что ты сделаешь,если я скажу, что собрался тебя сплавить? „ Или: „Скажи, старый, не можешь литы сплавить мне взаймы до утра? Я так мучаюсь“. И тут он начинал безумнохохотать и пошатываясь брел к остаткам пивной горы. К тому времени практическивсе банки уже были пустыми. То и дело кто-нибудь из „отверженных“, не найдяполной банки, впадал в неописуемую ярость и начинал пинать пустую тару во всестороны, пока какая-нибудь добрая душа не приходила к нему на помощь. Помимовсех прочих звуков, как всегда, раздавалось урчание и рев мотоциклетныхмоторов. Некоторые Ангелы садились в седла своих байков, давали им поработатьна холостом ходу, затем глушили двигатель и шли общаться с братвой дальше. Это,казалось, придавало им энергию, напоминая подзарядку батареи. Последний звук,услышанный мной той ночью, было мирное тарахтение «борова“ прямо за моеймашиной.

На следующее утро я проснулся отоглушительного шума. Судя по всему, неведомый враг незаметно пробрался ночью влагерь, вывернул каждый из элементов сборки карбюратора, и теперь все надо былоснова регулировать. У все еще дымящегося костра собралась большая толпа, и всамом ее центре я разглядел Баргера, говорившего с лысым маленьким человечком,которого, похоже, сразил недуг типа пляски Святого Витта. Человечек былрепортером The Los Angeles Times и очень сильно нервничал, хотя в лагеренаходилось несколько помощников шерифа. Он корчился и потел, как персонаж,ворвавшийся в крепость каннибалов и попросивший руки дочери их вождя. Репортерпредставился Джерри Коэном. Как только он начал объяснять, что ему нужно, Тайниподскочил к Баргеру, обхватил его своими ручищами и приветствовал небрежнымслюнявым поцелуем прямо в рот. Этот жест – гарантированная встряска для«цивилов», и Ангелы отлично понимают, какую реакцию вызывают такие выходки.«Они этого не выносят, – говорит Терри. – Это каждый раз шокирует ихдо глубины души, особенно если немного поработать язычком». При виде фотографовАнгелов неизменно пробивает на целовальное неистовство, но я никогда не видел,чтобы они целовали друг друга, если некого было шокировать. Подобное поведение– нечто, выходящее за рамки шоу-бизнеса, и в постоянно возникающих серьезныхситуациях кто-нибудь из Ангелов может попробовать объяснить это как «просто ещеодин из способов, при помощи которых мы даем миру понять, что мы – братья».

Довольно нервирующий способ приветствоватьприятеля. Я уже был знаком с Ангелами многие месяцы, и вот как-то вечером яотправился в «Хайд Инн» в Сан-Франциско и присоединился там к одной компании.Пока я рылся у себя в кармане в поисках денег, чтобы расплатиться за пиво, менячуть не сбило с ног какое-то тело, обвившееся вокруг меня так быстро, что ядаже не успел разглядеть, кто это был. В глазах у меня потемнело, и моей первоймыслью было, что они таки решили взяться за меня и что все кончено … какой-томужик страстно целовал меня, щекотал усами… послышался смех. Ронни, секретарьотделения Окленда, казался оскорбленным, что я не поймал его в полете, как оножидал, и не ответил искренне на поцелуй. Я допустил серьезную ошибку, с точкизрения этой социальной группы, и дал в руки «отверженных» лишнеедоказательство, что клевый-то я клевый, да вот только наполовину. Они смотрелина меня как на неспособного ученика. Для них я был пограничным экземпляром, впоступках которого пробивалась искра потенциального «отверженного». Но такойпробивон случался очень редко.

Моим первым погружением с головой в пучинубезрассудной глупости стало приобретение английского байка. Такое оскорблениетрадиций outlaws я искупил, правда лишь частично, собственной кровью: проломилсебе голову в аварии, когда несся на бешеной скорости. Байк – всмятку, зато моедоброе имя было восстановлено. Благодаря этой катастрофе я закрепился нахлипкой стремянке социального статуса «отверженных», но вот запорол этот трюк сприветственным поцелуем, и все опять рухнуло к чертям собачьим. После этого вобщении со мной чувствовалась некоторая отчужденность, словно я был чьим-томаленьким братишкой, страдающим неизлечимой болезнью: «Пускай этот бедныйдурачок творит, что хочет. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы неплакало. Видит Бог, это все, что мы можем для него сделать».*

*В конце концов мне дали понять, что такдумают не все.