«Ты плохо кончишь» – так сказала Мерль перед уходом.

Странно, что при всем богатстве сюжетного материала, который накопился в голове, он не собирается уделять ей особое внимание (хотя уже придумал псевдоним). В конце концов, она не сыграла большой роли. Насколько он понял, Фия решила спустить тот случай на тормозах ради дружбы детей (Лео с Робби водой не разольешь), ради добрососедских отношений. Ни разу после расставания Фия не упомянула при нем Мерль, и если уж смогла проявить такую сдержанность к одной виновной стороне, то и к другой, наверное, сможет. И потом, она ведь поехала в Кент, и вроде никто не вернулся оттуда с ножом в спине.

Новости о доме не сразу дойдут до Мерль, и, конечно же, она не будет злорадствовать. Их мимолетная связь вовсе не означала ее желание прибрать к рукам жизнь Фии – у нее и так все есть, даже больше, ведь муж ей верен, пусть временами и не слишком ценит то, что имеет. Нет, для нее в тот вечер важно было выкинуть что-нибудь безрассудное, чтобы преодолеть момент острого кризиса. Напомнить своей крови, что есть еще повод циркулировать по телу, которое стареет быстрее, чем тебе хотелось бы. Напомнить себе, что ты еще на что-то способна…

Вот в чем разница между ним и Мерль: она верит в то, что делает жизнь окружающих лучше, тогда как у него такой веры нет.

Ну или по крайней мере, больше нет.

14 января 2017 г., суббота

Лондон, 17:30

Самый худший момент во всей этой истории, самый душераздирающий, – когда они с Мерль заходят в квартиру. Еще хуже, чем когда Гарри спросил ее, понравился ли ей папин сюрприз, и глаза его доверчиво сияли. Надеялся, бедняжка, что папе удалось порадовать маму.

– Он выбрал хорошие цвета? Высохло вовремя? Ты правда удивилась?

Фия обняла сына и заверила, что все замечательно, и главное для нее – побыть с ним и его братом, потому что она ужасно соскучилась (а не потому, что родители у них мошенники и убийцы).

Фия постаралась забрать детей как можно быстрее, не задерживаясь, чтобы не впасть в соблазн и не выболтать Тине новость о пропаже Брама и о мошенничестве. Ей предстояло еще более сложное испытание – целый день общаться с родителями, особенно учитывая, что их могут впоследствии допросить о ее психическом состоянии (если план Мерль сработает).

Впрочем, как выяснилось, эффект тяжелой травмы проявляется одинаково, независимо от причины. Потеря рассудка от того, что ты убил человека, по степени влияния на психику мало чем отличается от ситуации, когда бывший муж украл твой дом и сбежал. Изумление и ярость родителей сейчас даже на руку: их гневная защитная позиция по отношению к детям – хороший пример того, как ей самой нужно вести себя в присутствии официальных лиц. Договорились, что Лео с Гарри пока остаются в Кингстоне под предлогом затянувшихся ремонтных работ. Они ни разу не были на квартире, и сейчас им там будет некомфортно (мягко говоря!).

Как велела Мерль, Фия принимает душ, кладет вчерашнюю одежду в стиральную машину, переодевается в джинсы и свитер, который одолжила ей Мерль. В 16:00, как договорились, звонит Мерль, и Фия объявляет родителям, что ей надо поехать на квартиру.

– Мерль считает, что Брам мог оставить там часть наших вещей, а мне ведь нужно найти все документы по ипотеке перед встречей с адвокатом.

На повторное появление Мерль в жизни Фии родители реагируют поднятыми бровями, однако от расспросов воздерживаются: тяжелые времена требуют экстренных мер. Сгодится любой, кто поможет ей выпутаться из этой неразберихи. Мать соглашается подвезти ее до квартиры; путь мучительно удлиняется дождем и субботними пробками. Когда они паркуются возле «Бэби-деко», Мерль уже ждет снаружи.

– Давай я пойду с тобой и помогу, – предлагает мать, выключая двигатель.

– Нет-нет, возвращайся к мальчикам. Спасибо, мам. Спасибо за все! – Фие хочется сказать: «Позаботься о Лео с Гарри, потому что меня скоро арестуют».

– Все сработает отлично, – уверяет Мерль, пока они ждут лифта – больше нет необходимости скрываться по темным лестницам. – Вернулся Эдриан, он посидит с детьми. Я ввела его в курс дела – в смысле, про дом. Он, конечно, в шоке. Кстати, Элисон дала мне контакт одного юриста: они с Роджем считают, что не стоит обращаться к этому Дженсону напрямую – он же будет проявлять лояльность к своему клиенту, а не к нам.

«К нам», «мы». В словах Мерль, в ее манере все еще чувствуется безусловная преданность.

– И ты… не передумала? Я бы поняла… – Кто по доброй воле полезет в криминал, даже угнетаемый чувством вины? – Ты уже и так мне помогла. Тебе надо сосредоточиться на будущем ребенке…

– А вот и лифт, – твердым тоном отрезает Мерль.

В квартире ничего не изменилось, кроме запаха: он стал гуще, зловоннее. То ли рвота, то ли труп начал разлагаться – возможно ли так быстро?

Фия смотрит на него словно впервые. Он выглядит совсем не так, как пишут в книгах: опустевший сосуд, душа покинула бренное тело…

Может, оттого, что у него и не было души?

Мерль думает вслух.

– Что бы мы делали, если бы только что его нашли? Кто-то проверил бы пульс. Лучше я – ты все еще шокирована после вчерашнего. – Она касается шеи, трогает запястье. – Вряд ли от нас ожидают, что мы станем делать искусственное дыхание – меня бы стошнило…

Фия отходит назад, стараясь не смотреть на лицо.

– Он уже холодный? – спрашивает она, дрожа в ознобе.

Мерль берет ее за руку.

– Да, но теплее, чем ты. Разве не чувствуешь, какая здесь духота? Попробую открыть балконную дверь, проветрить немного, а то меня сейчас вырвет.

– Осторожней!

Пока Мерль протискивается между башнями коробок, Фия идет в ванную и опускает ледяные руки под горячий кран, стараясь не смотреть в зеркало на убийцу.

Тем временем Мерль уже открыла балконную дверь и держит в руках мобильник.

– Так, ну что, я звоню или ты?

Фия вызывается. Рука дрожит, голос тихий, прерывистый.

– Алло? У меня в квартире человек… Мы с подругой пришли, а он тут… лежит… и не дышит… Кажется, его знает мой бывший муж… По-моему, он умер…

– Хорошо, – одобряет Мерль, – вышло как надо.

Потому что Фия вовсе не играет. В этом нечаянная прелесть их плана: не нужно притворяться. Ощущение, что она сейчас зарыдает и будет плакать, пока ей не воткнут иглу в руку и не отключат сознание – все это по-настоящему.

Лион, 18:30

Наступил вечер. Он курит сигарету, собираясь начать. Писательским талантом он не обладает, так что это займет недели, а может, и месяц. Когда все будет готово, он соберет оставшиеся антидепрессанты, добавит к ним любые таблетки, которые сможет достать в аптеке, и проглотит горстями, запивая самой крепкой водкой, какую удастся найти. И тогда он умрет. Уйдет туда, куда отправил маленькую Элли Рутерфорд.