Я бегу и, продолжая бежать, забегаю еще дальше, в парк «Золотые ворота», почему я здесь? Я не намеревалась его разыскивать, но я помню это место, ноги сами принесли меня сюда по покрытой гудроном дороге между деревьев. Обувь на мне совсем не для бега, но я все равно бегу, днем здесь просто замечательно, это невероятное место: японский чайный сад, стрельбище для лучников, бизоний уголок, сад с тюльпанами, утки в прудах, мемориальная роща в честь жертв СПИДа.

Я бегу.

Пока мои ноги уже не могут бежать, и тогда я перехожу на шаг, пока не обнаруживаю такси и понимаю, что забыла адрес гостиницы, и тогда я хохочу.

* * *

А потом, однажды, ничем не примечательной ночью, я в половине четвертого иду в туалет, а когда возвращаюсь, то слышу, как Байрон ворочается на кровати, и в темноте раздается щелчок снимаемого с предохранителя пистолета.

Я замираю, и она тоже.

Нет прошлого, нет будущего, есть только настоящее.

Это мгновение.

Я говорю:

– Это я, Хоуп.

Молчание в темноте. Затем шорох простыней и звук откидываемого одеяла. Щелчок – и загорается свет, я шарахаюсь назад. У Байрон есть пистолет, не знаю, где она его прятала, она держит его в правой руке, смотрит на меня, свет сглаживает морщины у нее на лице, таком жестком во внезапном напряжении.

Я – это мгновение.

Я говорю:

– Загляните в свои заметки. Послушайте свои записи.

Она смотрит на прикроватную тумбочку. Там лежит записка, написанная ее же рукой.

Рядом с запиской – моя фотография. Она медленно опустила пистолет, взяла в руку фото, подняла его на уровень глаз, между нами, мое зафиксированное лицо, медленно перевела взгляд с него на меня. Кивок, мысль, фото возвращается на место.

Не говоря ни слова, она снова поставила пистолет на предохранитель, выключила ночник и опять заснула.

Воспоминания бессонными ночами.

Иногда дела идут медленно, работа подвигается тяжело, и мне надо по-легкому срубить денег.

Я часто выбираю казино.

Считать карты не так уж и трудно, когда знаешь правила. По закону это не запрещено. Однако в Лас-Вегасе тебя попросят «пройти», в Макао сломают пальцы, а в Абудже или Монгле сломают кое-что посущественнее. «Счетчиков» администрация довольно быстро вычисляет, для этого в системах наблюдения стоит специальное статистическое приложение. В подобных обстоятельствах самая лучшая модель поведения – по-быстрому выиграть и уйти, прогуляться, а потом вернуться к другому столу и поставить на очередного игрока с хорошими картами.

За игрой в блэк-джек в казино в Новом Орлеане мужчина негромко спросил меня:

– Вы считаете карты?

При этом он улыбался, впившись в меня взглядом, а сдающий тем временем менял колоды, не обращая ни на кого внимания.

Я провела пальцами по растущим стопкам фишек и сказала:

– А почему вы спрашиваете?

– Вы выигрываете гораздо чаще среднестатистической нормы для этой игры.

– Вы на казино работаете?

Он покачал головой.

– Преподаю математику в средней школе. Сюда жениться приехал. Я за двадцать минут просадил пятьсот долларов и твердо сказал себе, что хватит. Потом заметил вас и подумал… так вы считаете?

– Законом это не запрещено.

– Законом нет. Надеюсь, вы не находите меня слишком прямолинейным?..

Он уже наполовину отвернулся. Я схватила его за руку и снова притянула к себе. Если он уйдет, то все забудет.

– Нет, – ответила я. – Нет. Оставайтесь. Посмотрите.

Уже позже, в лифте, он провел ладонью по моей руке, и на мгновение показалось, что он вот-вот меня поцелует, но он быстро отвел взгляд. Я взяла его за руку, и когда мы оказались у меня в номере, он спросил:

– Господи, как тебе удалось снять такое классное местечко?

– Поставила большие деньги на фишку в казино. Здесь любят постоянно держать рыбок на крючке.

– Но ты же выигрываешь, – удивился он. – Они, конечно же, видят, что ты выигрываешь, так?

Когда он отправился в ванную, я стояла под дверью и распевала:

– Когда я танцую, все зовут меня Макарена! Все хотят меня, но не добьются, так что все сбегаются танцевать рядом со мной!

Звук моего голоса сохранял у него свежие воспоминания обо мне, и когда он вышел, то рассмеялся и сказал:

– Ты не похожа ни на кого из тех, кого я встречал раньше.

Он немного занервничал, когда я потащила его на кровать, но потом нервозность сменилась нежностью. Позже, когда казалось, что он вот-вот заснет, я принялась говорить, и он не спал, смущенно моргая глазами куда-то в пустоту, а я все болтала, понимая, что не могу остановиться, что слова не перестанут литься, пока, наконец, в половине пятого утра я все еще говорила, а он уже крепко спал.

Я нашла одеяло и укрыла его.

Я натянула кроссовки и оделась, потом вышла на улицу и побежала мимо закрытых ставнями витрин ресторанов по гонимому ветерком мусору под ослепительно горевшими фонарями по широким бульварам, где вновь начинали расти молоденькие деревца, а когда вернулась, в номере его не было. Наверное, он проснулся, ничего не помня. Я приняла душ и лежала на кровати, хранившей его запах, и не спала до самого рассвета.

Следующим вечером я наблюдала за ним, сидевшим за столом для игры в блэк-джек и пытавшимся считать карты. У него, наверное, сохранились в памяти какие-то базовые элементы того, что я наговорила, хотя сама я и исчезла. Я заметила поразительную надежду в его помыслах – нет, нечто большее: я заметила спасение и некую одухотворенность.

Когда он проиграл, я села рядом с ним и сказала:

– Привет. Я следила за твоей игрой. Тебе нужно попробовать что-то другое.

– Кто вы? – спросил он.

– В свое время преподавала математику в средней школе.

– Ой – я тем же самым занимаюсь.

– Сюда замуж выходить приехала.

– А я жениться!

– Вот это совпадение, – с улыбкой заключила я.

Тем вечером мы отправились к нему в номер, и, лежа в моих объятиях, он произнес:

– Господи, обычно я так не делаю, я не из таких.

И заснул через несколько минут. Я выскользнула из его номера несколько часов спустя, чтобы он не испугался при виде незнакомой женщины в своей постели, когда проснется.

Как-то раз Байрон взглянула на меня и сказала, когда мы неспешно завтракали в зале, расписанном изображениями воинственных индейцев, гордых ковбоев и забитых бизонов: