Сменил свой «зиг» на М-4. Что-то мне подсказывает, что автоматический режим ведения огня не помешает. Интуиция, так сказать, голос подает. Прицел перекидывать не стал – все равно «нулить» его негде и некогда, а так, без проверки, не годится. Через пип-сайт поцелимся. Типа «пип-шоу»[7].

Подумав еще, вытащил из «обменника» пару упаковок патронов в пластике, передал одну Дрике:

– Положи в рюкзак, беды от запаса не будет. Как-то мне на душе не очень хорошо, если честно.

Она кивнула, затем сказала:

– Мне тоже не понравилось, как проповедник на меня пялился. Мне кажется, он что-то задумал. Поэтому так легко и согласился на обмен.

Она умная девочка, я много раз уже об этом говорил. И еще есть поговорка «Бабу не обманешь». Имеется у женщин некое чутье, которое определяет скрытую подлость,– разве что в сфере личных отношений у них не всегда оно включается.

– Автомат держи под руками, патрон загони в патронник, понятно? – сказал я, проделывая такую же манипуляцию со своей М-4.– Большой палец постоянно у предохранителя. Постоянно.

Она кивнула, передвигая оружие. Обмен, обмен… как знать, как знать, может, что и выгорит. Рано пока суетиться, рано. Но все-таки…

– И еще, запомни: если я произнесу вслух фразу «Ну как скажешь!» – значит, будем стрелять, прямо сейчас, поняла?

– Поняла,– решительно кивнула она.

Это хорошо, что так решительно. Умная девочка, говорю же: понимает, что ее ждет, если мы поступим неправильно.

– Запомнила фразу?

– Да. «Ну как скажешь!»

– Умница. И не бойся, нам уже поздно бояться, мы уже все видели в этой жизни, хорошо?

– Хорошо.

Как бы только научиться самому не бояться, но вот пока не получается никак.

На завтрак нас позвал Маркус, заприметив шляющимися по летному полю без дела. У него я и спросил:

– Наш самолет кто распорядился отогнать? И топливо слили.

– Это я дал распоряжение, не беспокойся,– сказал он, выкладывая нам на тарелки половинки большого омлета с полосками бекона.

– А почему?

– Ну…– немного растерялся он,– вы же договорились на «Карго-Мастер», так? Мне от Преподобного сообщили.

– Да, но я из-за сумок удивился,– выдал я подготовленную версию.– Они же внутри остались.

– Это потому, что вас предупредить забыли и решили не брать, чтобы вы плохого не подумали. Сейчас прогуляемся и заберем… Или в машину с собой возьмите – вас же наверняка повезут.

– Так и сделаем,– кивнул я.

Немного успокоился, но мысль о том, что нам готовят подлянку, никуда не ушла. Просто не Маркус готовит – он душа простая и честная,– а само лицо духовного звания, Преподобный Смит.

После завтрака мы пошли к самолетам. Неторопливо, наслаждаясь теплом и свежим воздухом. Маркус рассказывал о том, как огораживали безопасные территории, попутно отстреливая зомби. Я слушал его вполуха, равно как и Дрика, насколько я успел заметить. Она даже перчатки натянула сейчас, хотя раньше надевала их только тогда, когда в любой момент можно было ждать нападения. Значит, всерьез беспокоится.

Вытащили сумки из «сессны», с которой, судя по всему, расстаться нам предстояло при любых обстоятельствах, сложили их на бетоне. Глянул на часы – сейчас подъедут, если все правда.

Действительно, вскоре на летном поле появились две машины, открытые небронированные «хамви» пустынного цвета. В каждой сидело по два «добровольца» в черных кепи. Машины подъехали вплотную, скрипнув тормозами. Все четверо вышли, взяли нас в полукруг. Все рослые, крепкие, вооружены до зубов, винтовки увешаны всем, чем только можно, от коллиматоров до магнифайеров[8]. Точно наемники какие-то, вон даже «инсигнии»[9]с какой-то аббревиатурой наклеены на липучках «вэлкро»[10]на разгрузки. И черные кепи с теми же буквами.

Время сжалось, а потом растянулось за счет того, что мозг заработал удивительно быстро, анализируя каждую деталь, каждый намек на деталь разговора, каждую странность. Жаль, глаз не видно: все четверо в очках. Ну ничего, у нас тоже очки, все взаимно.

Тучный здоровяк, тот самый, что вчера бил в спину «менялу», сказал мне, указав рукой в перчатке на головную машину:

– Садись туда, поедешь в Индепенденс. А ты во вторую.

Это было адресовано Дрике.

– А я куда? – спросила она, разыграв вполне невинное удивление.

– Преподобный приглашает тебя для беседы,– ответил тучный.

Мое отражение в стеклах у здоровяка – смешное такое, искривленное, большая голова и крошечные ноги, и вообще меня перекосило. Говорит он спокойно, даже чуть скучновато. Никто из них не напряжен, рослый мужик, вооруженный SAW[11], американской версией бельгийского «миними», вообще в другую сторону уставился, что-то разглядывает.

– А я собирался лететь прямо из Индепенденса,– закинул я последний пробный шар.

Внутри все замерло: я знал ответ заранее, но боялся услышать его на самом деле, все же надеялся на что-то другое, вроде «как хотите» или даже «подожди, сейчас уточним». Но ответ был с совпадением в сто процентов по отношению к лекалу.

– Нет, там топлива мало, здесь все равно дозаправишься,– решительно ответил здоровяк.

Бледное лицо, бородка «готи», очки у него вообще синие, зеркальные. Руки скрещены на немалом животе, но видно, что не рыхлый он, мощный, бороться с таким возьмешься – задавит. Говорит уверенно, но у меня уже в голове красный сигнал тревоги вспыхивает с частотой стробоскопа. Внутри пустота, и поднимается волна какой-то веселой злости. Шансов мало, но что делать дальше – уже ясно.

Преподобный что-то задумал.

Преподобный вчера ел глазами девочку и чуть не слюни ронял, поэтому нетрудно догадаться, что он задумал.

Они хотят, чтобы мы разделились. Опасаются моей реакции на «беседу»?

Почему надо опасаться моей реакции? Он задумал плохое?

Если мы заподозрим что-то плохое, что станем делать? Протестовать, возмущаться, перепробуем все относительно мирные способы, потом, возможно, перейдем к агрессии.