– Пожалуйста, пошлите за мной Бронзо, Ронни.

– Он уже едет, – заверил Ронни.

Хейзел стояла у высокой больничной кровати и смотрела на очертания человеческого тела под белой простыней. Холод по-прежнему царил в ее душе, проникал до костей.

Ронни стоял рядом. Он взял ее за руку.

– Спасибо, Ронни. Не хочу никого обижать, но я должна сделать это сама.

Она осторожно отняла руку.

– Понимаю, Хейзел. – Ронни отступил на шаг и посмотрел на сестру, стоявшую наготове. – Спасибо, сестра.

Сестра взялась за верхний край простыни и осторожно отвернула его.

В смерти Генри Бэннок восстановил свое имперское величие, которого лишило его горе.

– Он был прекрасным человеком, – сказал Ронни. – Лучшим из всех, кого я знал.

– И остается, – ответила Хейзел.

Она наклонилась и поцеловала Генри. Его губы были ледяными, как ее сердце.

– Au revoir, Генри, – прошептала она. – Счастливого пути, мой дорогой. Ты слишком рано умер. Мы с Кайлой лишились тебя. Ты оставил нам только пыль и тьму.

– Нет, Хейзел, – тихо возразил Ронни. – Генри оставил вам свою империю и свой сияющий пример – маяк, освещающий путь вам и Кайле.

– Удар! – радостно воскликнул Карл Питер Бэннок. – Обширный удар. Одно плохо: здесь говорится, что он не страдал. Его врач по телевизору говорит, удар хватил старика так быстро, что он почти ничего не почувствовал. Я бы радовался гораздо больше, если бы мне сказали, что он умер, крича от боли.

Джонни улыбнулся.

– Я не знал старого говнюка, но ненавижу его так же, как ты. Его следовало бы скормить свиньям, как его отродье.

– К несчастью, папаша отгрохал себе большой мраморный мавзолей на вершине холма, где будет лежать, как Наполеон, выпотрошенный и забальзамированный.

– Здо́рово, белый. Как только тебя выпустят, ты должен пойти помочиться на него.

Карл весело завопил:

– Отличная мысль! Могу пойти дальше и насру ему на голову.

– Ты знал, что так получится, когда посылал ему видео? Знал, что это убьет старого ублюдка? – спросил Джонни Конго.

– Конечно, знал, – торжествовал Карл. – А ты разве не знал, приятель? У меня необычные способности. Мой отец хранил пепел грязных евреев, которых сжег в Берген-Бельзене, и, когда я родился, натер этим пеплом мою голову.

Джонни перестал улыбаться и тревожно посмотрел на него.

– Не говори мне такого, парень. Я от этого хренею.

– Честно, Джонни. Это вуду, парень. Дурной глаз! У меня дурной глаз. – Карл вылупил глаза и уставился на Джонни. – Могу превратить тебя в жабу. Хочешь стать жабой, Джонни? Посмотри мне в глаза.

Карл состроил страшную рожу и закатил глаза.

– Прекрати, чувак, предупреждаю! Хорош шутить такими вещами. – Джонни вскочил с койки и подошел к забранному решеткой окну. Он нарочно повернулся спиной к Карлу и посмотрел на крошечный кусок неба, который в Холлоуэе заменял вид из окна. – Предупреждаю! Не выбешивай меня! Я дурею!

– Ты одурел еще у мамаши, Джонни. Когда она уронила тебя мелкого головой вниз.

Джонни отвернулся от окна и свирепо посмотрел на Карла.

– Мать не трогай, белый!

Карл понял, что сейчас это не ласка. Он знал, как далеко можно зайти, и понимал, что дошел до черты.

– Успокойся, Джонни. – Карл, сдаваясь, протянул руки. – Я твой друг, помнишь? Ты говорил, что я дал тебе охренительную работу. Я не колдун вуду. Я люблю тебя, парень, я просто шучу.

– Не шути про маму. – Джонни забыл главную тему разговора. – Она была святая, слышь, ты.

Он успокоился лишь отчасти.

– Я верю, Джонни. Ты показывал мне ее снимок, помнишь? Я сразу понял – она святая. – Он старался скорее сменить тему. – Только подумай. Мы с тобой избавились от этих трех сучек, моих родственниц, и даже больше. Мы убрали главного. Я убрал родного папашу. Круто?

– Круто! Круче только вареные яйца.

Джонни опять отвернулся от окна. Он снова улыбался.

– Одним ударом мы убрали больше половины их. Осталось всего две: новая жена моего старика и ее ублюдочная дочь. Надо убрать их, и все деньги мои.

– Сколько это, малыш Карл? – Джонни уже простил оскорбление в адрес своей святой матери. – Скажи, сколько денег ты получишь, парень.

– Однажды – очень скоро – я получу от этой дряхлой компании свои пятьдесят миллиардов зеленых, малыш Джонни.

Джонни театрально закатал глаза.

– Парень, да у меня в голове столько бабла не вместится. Скажи, сколько это, чтобы я мог понять. Вот если тачку купить?

Карл ненадолго задумался.

– Ладно, скажем так, Джонни. У меня будет столько денег, что можно купить все до единой тачки в США.

Джонни закатил глаза, как будто слышал это впервые.

– Здо́рово, малыш Карл! Просто здо́рово! – Джонни Конго покачал головой и захихикал, как девочка-школьница.

Карл всегда вздрагивал от неожиданности, когда он так делал.

– Скажу тебе кое-что еще. Если, когда все склеится, мой друг будет стоять рядом со мной, он получит целый грузовик или десять грузовиков зеленых бумажек.

– Я буду рядом с тобой, малыш Карл, всегда буду рядом. – Но тут лицо Джонни превратилось в бульдожью морду. – Если только раньше мне не впорют отраву.

Охватившее их оживление быстро спало. На этой неделе адвокат сообщил Джонни, что его апелляция дошла наконец до Верховного суда и что скорее всего решение будет принято в течение следующих восемнадцати месяцев. До сих пор казалось, что апелляция напрочь увязла в бюрократическом болоте. Шли годы, Джонни Конго начал испытывать самодовольное спокойствие. Он поверил, что его комфортное существование в тюрьме Холлоуэй продлится до окончания естественного срока его жизни.

И вдруг на горизонте Джонни появилась призрачная фигура палача с ужасной иглой и стала приближаться медленно, но неуклонно.

Верховный суд Техаса давно признал его виновным в многочисленных убийствах при отягчающих обстоятельствах. На суде доказанных убийств было двенадцать. Прокурор штата решил, что для его целей этого достаточно. Однако на случай, если что-то произойдет и Джонни сорвется с крючка, у прокурора были подготовлены еще двадцать восемь дел об убийствах, в которых он мог в будущем обвинить Джонни.

Законы штата Техас признают девять главных уголовных преступлений. Как неоднократно хвастал Карлу Джонни, его обвинили в пяти из этих девяти. В убийстве; в убийстве при отягчающих обстоятельствах, потому что иногда Джонни любил расцветить свою работу; в убийствах за вознаграждение, потому что это стало основной профессией Джонни после двух лет службы в морской пехоте. Его обвинили в многочисленных заказных убийствах и в убийствах, совершенных во время побега из тюрьмы. Впрочем, побег оказался неудачным.