Порочный круг - Уилбур Смит

Эту книгу я посвящаю своей жене Мохинисо. Прекрасная, любящая, верная и преданная, ты единственная в мире.

Несколько секунд он лежал, оценивая обстановку, определяя возможные угрозы – инстинкт солдата взял свое. Уловив ее тонкий аромат, услышав дыхание, тихое и мерное, как шорох прилива на пустынном берегу, он улыбнулся и открыл глаза. Осторожно повернул голову, чтобы не разбудить жену.

Утреннее солнце окутало лицо и фигуру женщины. Она лежала нагая, сбросив простыню, и выглядела отдохнувшей и прекрасной. Золотые завитки покрывали ее венерин холм. Она была на последних неделях беременности, живот почти вдвое больше обычного. Он окинул его взглядом. Кожа натянулась и блестела над драгоценным грузом, спрятанным под ней. Он увидел легкие движения ребенка в утробе, и у него перехватило дыхание от любви к ним обоим: к его женщине и к его ребенку.

– Перестань пялиться на мой большой толстый живот и поцелуй меня, – велела она, не открывая глаз. Он усмехнулся и наклонился к ней. Она обеими руками обняла его за шею, и, когда ее губы раскрылись, он почувствовал ее сладкое дыхание. Немного погодя она прошептала:

– Ты не можешь держать свое чудовище на привязи? – И потянулась рукой к его промежности. – Даже ему следует понять, что сейчас мест в гостинице нет.

– Убери руку, бесстыжая!

– Подожди пару недель, и я покажу тебе, что такое «бесстыжая», Гектор Кросс, – пригрозила она. – Позвони на кухню, пусть сварят кофе.

Пока ждали кофе, он встал и отдернул занавески, впуская солнце в комнату.

– Лебеди в мельничном пруду, – сообщил он. Она села, обеими руками поддерживая живот. Он сразу вернулся к ней и помог встать. Она взяла с кресла свой синий атласный халат, набросила, и они вместе подошли к окну.

– Я такая неуклюжая, – пожаловалась она, завязывая пояс. Он встал за ней и обеими руками осторожно обхватил ее живот.

– Кто-то опять толкается, – прошептал Гектор ей на ухо, потом осторожно прикусил мочку ее уха.

– Я чувствую себя большим футбольным мячом. – Она ласково погладила его по щеке.

Они молча смотрели на лебедей. Самец и самка в лучах раннего солнца казались ослепительно белыми, а трое молодых – грязновато-серыми. Самец изогнул длинную гибкую шею и погрузил голову в воду, чтобы добраться до водяных растений на дне пруда.

– Они прекрасны, правда? – спросил он наконец.

– Одна из многих причин моей любви к Англии, – прошептала Хейзел. – Какая замечательная картина. Надо заказать такую хорошему художнику.

Прозрачная вода переливалась в пруд через каменную плотину. Можно было заглянуть в нее и на глубине десять футов увидеть очертания форели, лежащей на дне, устланном мелкими камешками. Пруд окружали ивы, касавшиеся поверхности длинными косами. За прудом ярко зеленел луг, а на нем паслись овцы, белоснежные как лебеди.

– Прекрасное место, чтобы растить нашу малышку. Знаешь, ведь поэтому я его и купила.

– Знаю. Ты уже много раз говорила. А вот почему ты так уверена, что это девочка, не знаю. – Он погладил ее живот. – Не хочешь точно узнать пол, а не гадать?

– Я не гадаю. Я знаю, – уверенно ответила она и накрыла его большие смуглые руки своими.

– Спросим Алана, когда утром будем в Лондоне, – предложил он.

Алан Донован – гинеколог Хейзел.

– Ты ужасный зануда. Не смей спрашивать Алана, все удовольствие мне испортишь. Надень халат. Ты ведь не хочешь напугать бедную Мэри, когда она принесет кофе, – ласково сказала Хейзел.

Немного погодя в дверь тихо постучали.

– Войдите, – сказал Гектор. Вошла горничная с кофейным подносом.

– Доброе утро! Как вы и ваш маленький, миссис Кросс? – спросила она с чудесным ирландским акцентом и поставила поднос на стол.

– Все в порядке, Мэри, но, кажется, я вижу на подносе печенье? – спросила Хейзел.

– Всего три штучки.

– Пожалуйста, унеси.

– Две для хозяина и всего одна для вас. Чистый овес. Без сахара, – жалобно проговорила Мэри.

– Будь добра, Мэри, сделай так, как я прошу. Унеси.

– Бедный малыш, наверное, умирает с голоду, – проворчала Мэри, но взяла тарелку с печеньем и вышла. Хейзел села на диван и налила в чашку кофе, черного и такого крепкого, что его аромат заполнил всю комнату.

– Боже! Как вкусно пахнет, – печально сказала она, протягивая кофе. Потом налила в свою фарфоровую чашку теплого снятого молока без сахара.

– Фу! – с отвращением воскликнула она, пригубив молоко, но выпила его залпом, как лекарство. – Чем займешься, пока я буду у Алана? Это ведь не меньше двух часов. Он очень дотошен.

– Мне надо отвезти охотничьи ружья к Полу Робертсу на хранение, потом примерка у портного.

– Не будешь гонять на моем прекрасном «феррари» по Лондону в утренний час пик? Не хотелось бы, чтобы на нем появилась вмятина, как на «роллсе».

– Ты вечно будешь мне это припоминать? – Он в притворном гневе развел руками. – Та глупая баба поехала на красный свет и врезалась в меня.

– Ты страшно лихачишь, Кросс, и знаешь это.

– Хорошо, поеду по делам на такси, – пообещал он. – Не хочу, чтобы меня принимали за звезду футбола в твоей машине. Все равно меня ждет мой новый «рейнджровер». Стрэтстон вчера позвонил и сказал, что он готов. Если будешь паинькой – а мы все знаем, что ты паинька, – отвезу тебя на нем пообедать.

– Кстати об обеде, куда пойдем? – спросила она.

– Не знаю, зачем я суетился насчет обеда. Зеленый салат можно получить где угодно. Но я зарезервировал наш обычный столик в «Клубе Альфреда».

– Вот теперь я убедилась, что ты меня действительно любишь.

– Тебе лучше в это верить, худышка.

– Лесть! Лесть!

Она ангельски улыбнулась.

Красный «феррари-купе» Хейзел стоял у портика, закрывавшего парадную дверь. Автомобиль сверкал на солнце, как гигантский рубин. Роберт, шофер, любовно надраил его. Этот автомобиль был его фаворитом среди множества стоящих в гараже. Гектор помог Хейзел спуститься по ступенькам и сесть на водительское место. Когда она уместила свой большой живот в пространстве под рулем, Гектор помог правильно застегнуть ремень безопасности.

– Ты точно не хочешь, чтобы я вел? – заботливо спросил он.

– Ни за что, – ответила Хейзел. – После тех гадостей, что ты наговорил о ней? Никогда! – Она постучала по рулю. – Садись, поехали.

Дом отделяло от шоссе три четверти мили, но вся эта проходящая через поместье дорога была мощеной. Приближаясь к мосту через реку Тест, машина выписала петлю; открылся прекрасный вид на дом. Хейзел на мгновение притормозила. Она редко сопротивлялась соблазну полюбоваться тем, что скромно называла «красивейшим из существующих георгианских домов».