– Никак из наших кто вернулся?

– Да, как сказать, – замялся Лысый. – Одним словом – готовь свои крючки, знатная рыбалка тебе, девка, предстоит.

Широко раскрыв от изумления и так огромные зеленые глазищи, Арина по батюшке Петровна с обидой заявила:

– Вроде, дяденька, и человек вы не глупый, но шутки у вас, как у юродивого. При чем тут крючки?

– Сама ты дуреха непонятливая. Говорю ж тебе, Иван приехал.

– Иван Андреевич! – воскликнула Аришка и, уронив ведро, метнулась к конюшне.

– Сажу-то с лица хотя б умой, – шутливо посоветовал Никита.

Девушка остановилась, растерянно взглянув на Лысого, она жалобно пролепетала:

– И впрямь, что это я, он же не ко мне, а к пани Елене приехал. Надобно ее предупредить, наверное, как ты думаешь?

– Ну, это вы, девки, сами меж собой решайте, кому первой из вас Ваньку ублажать, – вновь не удержался от издевки покоритель воеводских жен и тут же поплатился за содеянное. Яростно сверкнув очами, кузнецова дочь подняла ведро, сыпанула остатками золы Никите в харю, резво взбежала на крыльцо и скрылась в тереме.

– Ну что, получил за свое паскудство? Поделом тебе, не будешь свой язык поганый распускать.

Оглянувшись, Лысый увидал Игната.

– Да ну ее, совсем, видать, ополоумела от радости, как узнала, что Ванька приехал, – махнул рукой любви изведавший казак.

– Значит, это он, не обознался я, – печально вымолвил старый сотник.

– Конечно он, а ты, как погляжу, не шибко рад его явлению?

– Сказать по правде, сам не знаю, – криво улыбнулся Добрый и неожиданно спросил: – У тебя винишко есть?

– Имеется, а для чего оно тебе? Ты ж к хмельному равнодушен.

– До безумия, как вы с Иваном, напиваться я не собираюсь, а чуток тоску развеять поганым зельем хочу попробовать, – сказал Игнат.

– Тогда пошли, – Княжича-то все одно не дождемся, не одна, так другая его умыкнет.

– Какой же ты охальник все-таки, – возмутился сотник.

– Да ладно, не серчай, все идет по законам земного бытия. Ваньке с девками – любовь, а нам с тобою в наши годы полезнее винца испить, – насмешливо заверил Никита.

– И то верно, – тяжело вздохнул Игнат, первым направляясь к привратницкой.

Войдя в сторожку, Добрый тоже уселся на лежанку. Осушив поднесенную Лысым кружку, он уверенно, стараясь, видно, убедить не столько собеседника, сколь самого себя, промолвил:

– Ты знаешь, я доволен, что – Княжич воротился. Не дело – молодой, красивой женщине без мужа проживать, а Иван, каков бы ни был, отец ее дитя. Стало быть, ему и пристало место князя Дмитрия занять. Чую, скоро будем на свадьбе гулять.

«Ну, до свадьбы пока еще далече. Ванька-то в Сибирь собрался, Кольцо выручать, сюда лишь так, мимоходом заглянул», – с сомнением подумал Лысый и спросил:

– А как же ты?

– Для меня всего важнее, чтоб Елена счастлива была, я ж люблю ее, – признался Добрый. Однако тут же, зардевшись от смущения, добавил: – Как родную дочь.

– Тогда давай за счастье Княжича с княгиней выпьем, – предложил Никита, наливая по второй. Старый сотник, морщась, влил в себя винище.

– До чего же гадость, ваше пойло, но душу греет, – посетовал он и повалился на лежанку.

– Эка, брат, тебя развезло, а на башне караул нести кто будет? – встревожился Лысый.

– Да кому мы нужны, – махнул рукою Добрый, но все же встал и шаткой поступью направился к двери. Уже переступив порог, он обернулся и печально вопросил: – Ну, а ежели нападут, ты что, надеешься вдвоем имение отстоять?

– Почему вдвоем, теперь еще и Ванька с нами, али спьяну позабыл?

– Да нет, помню, но и ты не забывай – Княжич воин, конечно, знатный, только тоже смертный человек, не бог. И ему против сотни супостатов не устоять, а кромешники царевы, псы трусливые, меньшими ватагами не ходят.

15

Вопреки предположению Никиты, Елена не спала. Покормив сынка своей роскошной грудью, она уселась в кресло, что стояло у камина, и стала убаюкивать дитя, мечтательно взирая на огонь. В отличие от Аришки, за прошедший год княгиня Новосильцева почти не изменилась. У ней были все те же колдовские синие глаза, задорно вздернутый носик, лишь в уголках припухлых алых губ залегли едва приметные печальные морщинки.

В ярком пламене литвинке виделись то отец, то Гжегож с Ежи и Марцевичем. Лики милых сердцу белокурой раскрасавицы покойников проступали, будто сквозь туман, и были еле узнаваемы. Но вдруг средь языков огня появился Ванька-есаул, совсем как наяву, с отчаянным блеском зеленых искорок своих неповторимых пестрых глаз.

– Неужто с ним беда случилась, – содрогнулась от недоброго предчувствия Еленка. В тот же миг дверь распахнулась и в покои княгини-атаманши влетела Аришка.

Заботливая мать приложила тонкий пальчик к губам, как бы говоря, мол, тише, дитя разбудишь, однако, встретив восторженно-печальный взгляд подруги, сразу поняла, что та явилась с какой-то очень важной вестью.

– Не томи мне душу, говори, что стряслось?

– Он приехал.

Объяснять, кто он, Арине не пришлось. Прижав к груди Андрейку, Елена откинулась на спинку кресла и застонала. В стоне этом было многое: и боль пережитой разлуки, и радость предстоящей встречи, но явственней всего в нем прозвучал крик души истосковавшейся по любви да ласке женщины.

– Так его любишь? – с сочувствием спросила младшая подруга.

– А кого же мне любить, Ирина, как не отца сыночка своего, – тихо прошептала Елена. Печально улыбнувшись, она добавила: – Более любить на этом свете некого. Все, кто прежде дорог был, в мир иной отошли. Если с Ванечкой опять не заладится, я, пожалуй, к ним уйду.

– Не смей так говорить, – испуганно воскликнула Аришка и, припав к Еленкиным коленям, горько зарыдала. Ей тоже было ох как нелегко, ведь и она любила Княжича всей своей по-детски чистой душой. Однако преданность подруге взяла верх в девичьем сердце. Утирая слезы, Арина по батюшке Петровна поднялась с колен, строго вымолвив при этом:

– Иди к нему, я за Андрейкой присмотрю. Да не переусердствуйте, как прошлый раз, а то вновь хромота одолеет.

– У Никиты охальству научилась? – покраснела от смущения княгиня-атаманша.

– А что Никита, Никита мудрый человек, оттого и лысый, – все так же строго ответила великодушная соперница, беря на руки ее детеныша.

– Может, не ходить, обождать, покуда сам придет? – робко вопросила Еленка.

– Как знаешь, но боюсь, что долго ждать придется. Ты будешь тут страдать, он там тоскою маяться, а потом возьмет, да с тем же Лысым и напьется, мужики, особенно казаки, они такие.

– И то верно, – согласилась несчастная красавица и стала собираться на свидание. Открыв сундук, она достала свое белое, расшитое самоцветами, платье, однако после недолгих колебаний отбросила его. Вряд ли Ванечке доставят удовольствие воспоминания об ее княжеском прошлом. Затем вынула соболью накидку да прочий воинский наряд, в котором красовалась перед Княжичем в день отъезда из Дмитровского монастыря. Но и он вскоре полетел вслед за платьем. Выбрать одеяние на встречу с полюбовником задача непростая, а когда нарядов много, она становится почти неразрешимой. Наконец Еленка добралась до шубы князя Дмитрия. Пожалуй, это было то, что надо. Ведь не в чем ином, как в сей боярской шубе вдова литовского вельможи пришла на свое первое свидание с казачьим есаулом, на ней и отдалась ему.