– Лучший вряд ли, а вот самый памятный – это без сомнений.

– Да будет вам. Прям как старые деды, в воспоминания ударились. Какие наши годы? Все лучшее еще впереди, – заверил Разгуляй. На этот раз Митяй был прав. Самым славным в жизни Лихаря станет последний день, когда он с горсткой бойцов заступит путь уланам23 Маметкула и даст возможность войску Ермака укрыться за стенами Искера.

– Верно Митька говорит. Нечего зря время терять, пошли к Максимке. Он, паскудник, всех баб от Лиходея к себе переманил, – поддержал хорунжего Лунь, при этом пьяный сотник с опаскою взглянул на Ваньку.

– Ладно, погуляйте напоследок, – дозволил тот. – Но помните – завтра спозаранку выезжаем. Коль проспите, без вас уйду.

– И куда ж вы собрались? – осведомился Лихарь.

– Да тоже в гости, к Сибирскому царю, – нехотя ответил Княжич.

– Никак, от побратима весточка пришла? – догадался Назар.

– Почти что так. Купчишка, который Ермака сманил идти за Камень, вчера в станицу к нам пожаловал. Говорит, от казаков с весны ни слуху и ни духу. Мол, хотел подмогу выслать, да Грозный-государь воспротивился, отказался наотрез дать войско. Вот он к нам и обратился.

– Меня возьмешь с собой?

– Отчего ж не взять, коль просишь, – пожал плечами Ванька. – Только сразу же предупреждаю, это не шляхетская война, на которую нас царь благословил. В Сибирь идем наперекор его воли.

– Эка напугал, – усмехнулся Лихарь.

– Никого я не пугаю, но упредить обязан – сие дело очень смутное. Побьем сибирцев – хорошо, победителей не судят. Но ежели что не так – враз в ослушники определят, и все грехи на нас повесят.

– Тогда зачем на уговор купца поддался? – удивленно вопросил Назар. – Ты же не из тех, кто вопреки своим желаниям поступает.

– Ну, во-первых, побратим, может, он и впрямь в нашей помощи нуждается. Но, пожалуй, даже не это главное. Я лишь нынче ночью понял, когда над просьбою купчишки размышлял, что затея Ермака не блажь, а начинание великое. Он не за Камень, он на сотню лет вперед шагнул.

– Вот те раз, так ты, оказывается, думу думал, а не Машку топтал, – блудливо ухмыльнулся Лунь.

– Молчи, пропойца. Тебе бы только сивуху пить да баб за сиськи тягать, – злобно огрызнулся Ванька.

– Да не серчай ты на убогого, лучше разъясни, что мы, казаки, в этой самой Сибири найти хотим, – вмешался Разгуляй.

– Волю вольную, Митяй, ее, голубушку.

– А тебе что, здесь, на Дону, свободы мало? Попонятнее можешь объяснить?

– Да уж куда ясней. Не приучен русский люд с властью спорить. От обид и притеснений все больше сбежать норовит. И чем сильней бояре да дворяне терзать холопов будут, тем больше их в бега ударится.

– Пущай бегут, у нас на всех места хватит, а не хватит – крымцев потесним иль ту же шляхту, – хвастливо заявил хорунжий.

– Ну, это как сказать. Царь Иван не нам с тобой чета, а сунулся в Ливонию и так по мордасам получил, что до сих пор не может оклематься, – возразил ему Иван. – В томто и заслуга Ермака, что мудрее государя оказался и навстречу солнцу, на восток, пошел. Уж не знаю, на нашем веку иль нет, но станет русскою Сибирь, и не холопскоймосковитской, а казачьей, вольной.

Речи молодого атамана не на шутку растревожили мятежные сердца его друзей. Они, конечно, не догадывались, что избраны всевышним для свершения подвига, память о котором не померкнет в веках, но уже почуяли – предстоящий поход станет главным делом всей их жизни.

– И то верно, только мы, казаки, можем новые земли открывать, мужикам такое не под силу, – с гордостью изрек Назарка.

Ни он, ни Разгуляй, как всякий смертный, не ведали своей судьбы, но даже если б и узнали наперед, что сгинут в заснеженных лесах Сибири, все одно бы не свернули с избранного пути. Ведь казаку без разницы, где погибать, главное, чтоб с саблею в руке и со славой.

11

– Семен, может, ты мне пояснишь, кто в ватаге нашей бешеный?

– Тебя ж, Максим Захарович, эдак кличут.

– Ну, меня-то только называют, а атаман наш, видно, впрямь взбесился, – Максимка указал на Княжича, скакавшего аж впереди дозора. – Который день летим, как угорелые. Людей не жаль, так лошадей бы пожалел.

– Видимо, так надобно, – почти испуганно ответил Строгановский телохранитель.

За десять дней пути парни подружились, и смиренный нравом Семка безоговорочно принял покровительство молодого казака, но тут и он растерялся – видано ли дело, начальство осуждать.

– Кому надобно, купчишке твоему? Так Ванька не такой, чтоб пред барыгою столь ревностно усердие проявлять. Нет, здесь что-то не то.

– Это он к своей княгине поспешает, – насмешливо пояснил непоседливый Лунь, который отправился в дозор вместе с ретивыми юнцами.

– Еще не лучше. Мне что теперь, из-за их с Еленкой блуда коня загнать? Такого у ногайцев не добудешь, – Бешененок ласково погладил меж ушей своего серого, в белых яблоках скакуна. – Я его ведь даже не украл, а за огромадные деньжищи купил. Шлем отцовский, и тот пришлось продать.

– И верно сделал, что продал. Все одно он на тебе болтался, как горшок на палке. Батька-то, видать, побашковитее был. Что же блуда касаемо, так это ты, котяра мартовский, с полонянками блудил, а у Княжича с Еленою любовь, – язвительно сказал Андрюха.

– Какая, к лешему, любовь? – возмутился Максим. – Ты, Семен, его, седого мерина, не слушай. Я вон за две ночи четверых перебрал, но разницы особой не почувствовал. Нету никакой любви, ее жлобы придумали, чтоб подарков девкам не дарить, – уверенно добавил Бешененок и обиженно умолк, однако ненадолго. Увидев впереди какое-то селение, он как ни в чем не бывало обратился к насмешнику Луню.

– То-то, я гляжу, места знакомые. Это, случаем, не та деревня, в которой атаман Кольцо стрелецкого полковника дурил?

– Она самая.

– Стало быть, мы на московскую дорогу вышли. Похоже, впрямь у князя Дмитрия погостим. Отсюда до его имения рукой подать.

– Кто-то погостит, а нам, наверное, придется здесь подождать, – усомнился сотник и оказался прав.

На окраине деревни Иван остановился. Подождав, когда подъедут не только дозорные, но и весь отряд, он начал отдавать распоряжения.

– Митяй, останешься за старшего, я отъеду на денекдругой. Пускай купец пропитание добудет, теперь это его забота.

На Строганова Ванька даже не взглянул, но тот согласно закивал головой:

– Не сомневайся, все, как надо, сделаю.

Спрашивать, куда собрался ехать атаман, он не стал и не только из робости. За столь стремительный и долгий переход Максим Яковлевич так умаялся, что был не прочь немного отдохнуть да отоспаться. Это сделал Разгуляй. Одарив Ивана шаловливым взглядом, он вопросил: