С тяжелым сердцем он подъехал к сторожке привратника и заглянул в окно. За изящным, украшенным резьбою столиком, явно княгининым приобретением, сидел Никита и читал книгу. Ту самую, в обгорелом окладе, найденную Еленкой на пепелище. Но не только Священное Писание, а и пара новеньких пистолей лежала на столе. Видимо, княгиня Новосильцева вняла совету Разгуляя и потратила свои сокровища не на одни перины да ковры.

Почуяв чей-то взгляд, Лысый поднял голову. Поначалу он решил, что это привидение и даже протер глаза, однако убедившись, что перед ним на самом деле Княжич, с радостным возгласом «Иван, неужто ты!» бросился отворять ворота.

– А где все остальные: Митька, Андрюха, Максимка, – обнимая друга-атамана, спросил умом не обделенный казак.

– Да они тут, недалече, в придорожной деревне стоят. Мы ж за Камень, на подмогу Ермаку направляемся. Вот, решили по пути к вам заглянуть. А что один приехал, так в одиночку проще от ворот поворот получать, – честно признался Ванька и направился к конюшне, но – Никита остановил его.

– Не торопись, пусть Лебедь на подворье погуляет, поостынет, а мы с тобою кой о чем поговорим, – ему явно не терпелось поделиться новостями.

Войдя в сторожку, Княжич сел на покрытую овчинной шубой лежанку и, даже не пытаясь скрыть волнение, попросил:

– Расскажи-ка, как вы здесь живете.

– Хорошо живем, не только хлеб жуем, – весело ответил Лысый. Похоже, друг не лгал, щеки у него еще более округлились, и сам он имел вполне довольный вид.

– Как князь Дмитрий, как княгиня?

При упоминании о Новосильцеве, Никита помрачнел. – Князь Дмитрий через месяц после вашего отъезда помер. Тихо помер, уснул и не проснулся.

– Не может быть! – воскликнул Ванька.

– Может, Ваня, еще как может, все мы смертны. Там, у озера, его и схоронили.

– Почему у озера? – спросил Иван.

– Он сам так просил, к своей невесте захотел, видать, поближе быть. Ее опричники споганили да убили, а тело в воду кинули, чтоб злодейство эдакое скрыть.

– И что Елена?

– Да ничего. Поплакала, погоревала – муж ведь всетаки. Хотя они как баба с мужиком, похоже, никогда не жили, – печально вымолвил Никита. Испытующе взглянув на атамана, он вкрадчиво промолвил: – А ты знаешь, что княгиня тебе сына родила?

К изумлению его, тот лишь виновато улыбнулся да утвердительно кивнул:

– Знаю, Разгуляй сказал, потому я к вам и прибыл. – А этот черт гулявый откуда прознал? – От Игната.

– Это хорошо, что ты приехал, – одобрил любви изведавший казак. – Пани Елена, мы теперь княгиню так зовем, шибко рада будет.

– Ты так думаешь? – усомнился Княжич.

– А что тут думать, уверен. Дня не проходило, чтоб она не вспоминала о тебе. Даже сына вон Андрейкой нарекла.

Зардевшись от смущения, Иван потупил взор. Казалось бы, куда уж лучше-то – Еленка вновь свободна и теперь их связывает не только любовь, но и дите. Однако мысль о том, что счастье его сделалось возможным лишь благодаря смерти князя Дмитрия, лишала радости. После недолгого молчания он спросил:

– А почему у вас так тихо, прямо как в монастыре?

– Так некому шуметь, – охотно пояснил Никита.

– Все в деревню подались, на свадьбе гулеванить. Только я с Игнатом да пани Елена с Аришкою в вотчине остались.

– Вижу, подружились с мужиками, коль они на свадьбы вас зовут?

– А у нас теперя нету мужиков. После Дмитрия Михайловича кончины княгиня всем его холопам дала волю, оружия понакупила и велела нам, казакам, их воинскому делу обучать. Это нынче тихо, а так – с утра до ночи в имении не хуже, чем в станице, пальба идет да сабли звенят. Аришку и ту стрелять с пистоли заставила. Все ворота пулями поисклевали сороки длиннохвостые, – добродушно посетовал Лысый.

– Стало быть, Аришка по-прежнему при ней состоит? – При ней не то слово, они теперь как сестры. Княгинюшка-то в родах едва не померла, но Арина ее выходила, не она бы, так пропала бы одна средь мужиков.

Ваньке сделалось совсем тоскливо. Получалось, что покуда он дурью маялся, Елена в муках рожала их дитя, создавала воинское братство. Догадавшись о его переживаниях, Никита ободряюще изрек:

– Да не печалься, все худшее уже позади.

– Дай то бог, – ответил Княжич и тут же поинтересовался: – Никто вас здесь не забижает?

– Нас обидишь. Пару месяцев назад разбойники в деревню заглянули, так все костьми легли. Даже тех, которые в полон сдались, мы порешили, чтобы новых гостей непрошенных не привели.

– Хоть на это у Доброго ума хватило, – одобрил Иван.

– Игнат тут ни при чем, казаков в бой Елена водила, она теперь наш атаман, вернее, атаманша.

– Час от часу не легче, – ужаснулся Ванька, поднимаясь с лежанки.

– Ты куда собрался? Ежели к княгине, так поздновато, она, наверное, уж спать легла. Мы все тут рано спать ложимся. Утро вечера, как говорится, мудреней.

– А нападения разбойников иль царских душегубов не боитесь проспать?

– Скажешь тоже, – возмутился Лысый. – День и ночь дозор несем. Один здесь, другой на башне. Нынче наш с Игнатом черед.

«Ну, такого книгочея врасплох застать немудрено», – подумал Княжич, а вслух спросил:

– Грамоте, я вижу, обучился.

– Читать-то научился, но вот смысл написанного не всегда могу уразуметь, – пожаловался новоявленный грамотей. – Вот, к примеру, это как понять? – перелистнув назад страницу, он по складам прочел: – И последние станут первыми.

– А что тут понимать, – грустно улыбнулся Княжич. – Все на белом свете повторяется, и тот, кто до конца за дело правое стоял при своей жизни, для поколений будущих примером служит.

– Мудрено, однако, для моего ума, – вздохнул Никита.

– Ну, брат, книги для того и служат, чтобы люди, их прочтя, мудрее становились. Ладно, читай дальше да в окно не забывай поглядывать, а я пойду, Лебедя на конюшню сведу.

– Как управишься с делами, возвращайся, винишка выпьем. Надо ж возвращение твое отпраздновать, – Лысый указал на припрятанный под лежанкой бочонок.

– Там видно будет, – неуверенно пообещал Иван. Он еще не решил – тотчас же отправиться к Елене, иль дождаться утра.

14

На подворье казаки вышли вместе. Атаман отправился расседлывать да ставить в стойло своего коня, а Никита принялся запирать на все засовы ворота. В это время на крыльце появилась Аришка с ведром печной золы в руках.

За минувший год дочь кузнеца изрядно подросла и превратилась из тщедушной девочки-подростка в довольно миловидную девушку. До Еленки ей пока еще было далеко, но обозначившиеся даже под широким сарафаном груди и округлый зад давали основания надеяться, что через год-другой Аришка станет настоящей красавицей. Увидав распахнутую дверь конюшни, девица спросила у Никиты: