– Пошли, я так тебя сейчас ублажу, что не только эту падаль, но и маму родную забудешь. Аль не веришь?

– Верю, – почти спокойно ответила Арина, она уже уразумела, чего хочет сей мерзкий человек. Страх прошел, и в этот миг дочь кузнеца лишь жутко завидовала пани Елене. Не потому, что та была божественно красива и любима Княжичем, а оттого, что дочь шляхетского полковника умела постоять за себя. Но ведь с нею в Польше так же обошлись, припомнила Аришка рассказ подруги о причине ее бегства в Московию. Тут поневоле смелой станешь.

Несмотря на всю свою неопытность, она живо представила, как этот злыдень станет рвать на ней одежды, ласкать своими волосатыми ручищами, целовать вонючим, слюнявым ртом. Хотя ласкать да целовать навряд ли будет. Испоганит-покалечит, а потом дружкам своим отдаст на растерзание. Ну уж нет, лучше сразу помереть.

– Шагай, чего уперлась, как корова, – потянул Грязной Аришку за косу. Он уже приметил лежащую возле печки перину, на которой и решил позабавиться с девкой. Но тут удача стала изменять опричнику. Ловко извернувшись, Арина вдарила его по харе своею маленькой, но твердой, как железо, рукой, да так изрядно, что Васюха выпустил ее льняную косу и еле удержался на ногах.

– Ах ты тварь, не хочешь по-хорошему, – злобно прошипел душегуб, утирая кровяные сопли. – Ну как знаешь.

20

Когда Елена воротилась от Ивана в свою спальню, ни Арины, ни Андрейки там не было.

– Видно печь топить отправились, утро ж уже, – догадалась княгиня. Верная подруга никогда не оставляла ее сына одного, у младенца было даже две колыбели – одна в покоях матери, другая – у Аришки на кухне. – Славная из Ирины будет мама, не мне чета, – виновато улыбнулась сумасбродная шляхтянка, ложась в постель. – До чего я все-таки глупая, на конюшню зачем-то побежала. Надо было Ванечку сюда привести, сыночка показать. Хотя, куда спешить, у нас еще вся жизнь впереди. Сейчас посплю чуток да буду к свадьбе готовиться, до отъезда надо непременно обвенчаться. В Сибири ж только нехристи живут, там и церквей-то, поди, нету, – нежась на пуховой перине, размышляла Еленка. Она не знала, что беда уже стучится в ее дом костлявой лапой смерти.

Спать несчастной в этой жизни больше не пришлось, не прошло и нескольких минут, как в спальню вошла Аришка с дитенком на руках.

– На, держи своего Андрей Ивановича. Я его уже повсякому пыталась ублажить – и песни пела, и молоком поила, а он никак не унимается, сиську требует. Мамку-то никто не может заменить, – сказала девица, раскрывая полушубок, в который был завернут младенец.

– Не шибко ты его укутала? – спросила Елена.

– Да нет, в самый раз. Мы ж с ним даже на подворье ходили, весной дышать, – ответила подруга.

Приспустив с плеча сорочку, Еленка приложила сына к груди. Тот с жадностью вцепился в ее прелести, не только ротиком, но и ручонками ухватил. Нежное прикосновение язычка ребенка к материнскому соску пробудило в пылком сердце раскрасавицы воспоминания о минувшей ночи. Молодое тело не так давно родившей женщины снова возжелало любви. Она тихо застонала и положила руку на живот.

«Прям как кошка мартовская», – с осуждением подумала Аришка, отходя к окну. Глянув на подворье, девушка сначала изумленно вымолвила:

– Игнат чудит что-то, словно заяц, с крыши сиганул и к Никите побежал, – и тут же в ужасе воскликнула: – Ой, а это кто такие?

Княгиня сразу поняла – случилось что-то страшное. Не отнимая сына от груди, она метнулась к окну.

– Никак, опять разбойники нагрянули, – испуганно пролепетала девушка.

– Да нет, Ирина, это слуги государя Грозного по мою душу пожаловали. Я уж думала, они про нас забыли, ан нет, – певучий голос литвинки дрогнул, а в глазах блеснули слезы. Присев на краешек постели, она стала целовать Андрейку в розовое личико, затем тихо прошептала:

– Прощай, сынок, – и принялась закутывать ребенка обратно в полушубок. Аришка бросилась к подруге.

– Что молчишь, что делать будем?

– На, держи, – княгиня подала ей сына, и та аж отшатнулась, глянув на Елену. Пред ней была уже не плачущая со страху женщина, а изготовившаяся к смертельной схватке волчица. – Беги к Ивану, попытайтесь через задние ворота из имения вырваться.

Девушка взяла ребенка, однако с места не сдвинулась.

– А как же ты?

– Как получится. Но ежели следом за тобой не прибегу – не ждите, уходите без меня. Моего коня возьмешь, Лебедя с Татарином никто не догонит. Да, вот еще, – Елена вынула из сундука ларец, обвязала его шалью и повесила Аришке на плечо.

– Что это? – вопросила кузнецова дочь.

– После глянешь, коли уцелеешь – пригодится, а сейчас беги.

Видя, что подруга колеблется, Еленка властно, покняжески распорядилась:

– Ступай, сына моего береги и Ваньку-есаула тоже. Мужики, они до старости, как дети.

Спровадив наперсницу, отважная шляхтянка воротилась к окну, желая посмотреть, что творят опричники и можно ли от них сбежать. Лучше б ей не делать этого. Увидав самоотверженную гибель Игната с Никитой, и услыхав, как один из царских воинов, судя по повадкам, предводитель, распорядился «Новосильцева с казаками кончайте, но лазутчицу-полячку взять живьем. Так государь велел», синеглазая вещунья поняла, что не ошиблась в своих предположениях.

– И впрямь за мной пришли. Наверное, Мурашкин донес, а может, Годунов. Хотя, какая разница – все одно деваться некуда. Коли Анджей Вишневецкий в Диком Поле отыскал, здесь меня и подавно отыщут. Пускай Иван с Андрейкой да Ириной бегут, а я, видать, отбегалась. Хватит, как осенний лист, метаться по земле и чужою кровью след свой замывать. Пришла пора ответ держать, – решила было несчастная, но смирение тут же уступило место праведному гневу в ее отважном сердце.

– Знать бы только, за что? За то, что Станислав придушил да изнасиловал, за то, что Вишневецкий опоганил и едва не убил. Или, может быть, за то, что в казакаразбойника влюбилась и сына от него родила. Неужели за это меня полячкой нарекли, в лазутчицы определили, целым войском изловить пытаются? Ну что ж, попробуйте, возьмите, – в яростном отчаянии думала Елена, снимая пистолеты со стены.

Даже в свой последний час она не понимала, что вся вина ее лишь в красоте да чистоте души, которые отнюдь не счастье, а тяжкий крест, под стать тому, который взнес Иисус на Голгофу25.

21

Как подобает истинному воину, жена невенчанная Ваньки-есаула спокойно, без лишней суеты взвела курки, досыпала в затравки порох, затем надела шубу и, укрыв оружие в широких рукавах, приготовилась к встрече своих губителей.

Ждать ей долго не пришлось. За дверью вскоре послышались поспешные, тяжелые шаги, и в спальню ворвались трое зверского вида бородатых мужиков, одетых в черные то ль рясы, то ль плащи, под которыми звякали кольчуги.