— И подумал так: я увезу с собой их внуков?

Брам понял — защиту Балина будет трудно преодолеть:

— Что еще вам удалось выяснить о Яапе де Фрисе?

— Мы узнали, что он явился из Индии.

— Из Индии?

— Откуда попал туда — неизвестно.

— В Казахстане не искали?

— Мы не Моссад, мы Шабак. И занимаемся внутренними делами.

— То есть своим друзьям из Моссада ты даже не звонил?

— Там, насколько я понимаю, никого нет, кроме секретарши на полставки, которая отвечает на звонки.

— Яап де Фрис провел свою юность в Казахстане.

— Это ваши догадки, но доказательств-то нет.

— Их и не может быть на этом этапе, Ицхак. Кто-то должен поехать в Казахстан.

— Послушай, дружок, вы притащили мне фантастическую историю об ученом, ворующем внуков у своих бывших коллег. Теперь ты хочешь, чтобы я помог тебе проверить эту гипотезу: дал денег и задействовал свои связи?

Брам не мог сдержать улыбку:

— У тебя нет выбора, Ицхак. Тебе придется согласиться, но сперва ты желаешь убедиться, что я действительно хочу туда поехать. Да, я действительно хочу туда поехать. Так что кончай размазывать дерьмо по столу. Ты не хуже меня знаешь: мы не можем просто так отбросить эту гипотезу. Представляешь, а вдруг мы правы? Вдруг этот Исраилов на самом деле вывозил детей в Казахстан? Это не так сложно. Моего малыша он мог запросто взять с собой в Мексику, а оттуда — что два пальца об асфальт — вывезти куда угодно. А Яаппи де Фрис? Увезти на юг Испании, там сесть на паром — и в Марокко. Тогда, в две тысячи восьмом году, это было проще простого. Мне тебя тоже хочется кое о чем спросить. И я уверен, что у тебя есть ответ на мой вопрос. У тебя есть ответы на все вопросы, это твоя профессия, вернее, ты таким родился.

Балин глупо ухмыльнулся и пожал плечами.

— Какой ты, право, комплиментщик, Ави.

— Я точно знаю, когда должен похвалить тебя, Ицхак.

— Может, выпьешь чего-нибудь?

— Воды.

— Стакан воды, и мне тоже, — распорядился Балин, глядя в пространство; ясно, кто-то подслушивал весь их разговор. Может быть, еще и снимали скрытой камерой.

— Покинув Европу, — продолжал между тем Брам, — он вынырнул в Саудовской Аравии, но очень скоро уехал в Афганистан. Это было в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году, Исраилову был пятьдесят один год. Стал личным врачом Муллы Омара в Харакат-и инкилаб-и ислами,[88]дрался против советских. В тысяча девятьсот девяносто шестом году организовал в Шах-Вали-Кот медицинскую лабораторию. In the middle of nowhere,[89]где-то в Афганистане. В сентябре двухтысячного года лаборатория взорвалась. Восемнадцать убитых, среди которых двое детей самого Исраилова. Может, в этом все дело?

— В том, что взорвалась его лаборатория?

— Да ладно тебе, Ицхак, хватит придуриваться. Я еду в Казахстан, расскажи мне все, что знаешь.

Дверь открылась, и красавица сефардка поставила перед каждым из них по бутылочке воды.

Балин медленно открутил крышечку, глотнул прямо из бутылки и утер губы тыльной стороной ладони. Потом сказал:

— В сентябре двухтысячного года все это было чистой фантастикой. Впрочем, не все. Эти штуки с ДНК именно тогда и начались. Мои предшественники постоянно этим занимались. Исследования генетики евреев, все это дерьмо, в которое мы теперь вляпались, было жутко модно. А тут еще и коммерческие интересы страховых компаний, которые хотели знать о генетической предрасположенности своих клиентов к болезням, когда вычисляли страховые взносы, и так далее. Мы знали, что в Европе и в Америке проводятся и другие исследования ДНК. Поиски биологического оружия, воздействующего только на людей со специфическим генотипом. Моссад очень волновала лаборатория Исраилова в Шах-Вали-Кот. Они понятия не имели, что там происходило. И они решили не рисковать. Досай Исраилов был гением. У него были мозги, а может быть, и возможности. Может, он искал оружие против евреев, а может — лекарство от рака, никто не знает. Моссад не хотел рисковать.

— Двое его сыновей погибли.

— Shit happens.[90]

— Одному было три, другому шесть.

— Моссад не хотел рисковать.

— И тогда он забрал двух сыновей у своих прежних коллег.

— Ну, это ваша теория.

— Яап де Фрис просидел все это время в Казахстане. Без вариантов, — сказал Брам. — Исраилов содержал там сиротский дом.

— Что ж, очень благородно с его стороны.

— Ты должен мне помочь.

Балин кивнул, отхлебнул воды из бутылочки, оперся локтями о стол и посмотрел на Брама.

— Сперва они отрежут тебе пальцы на руках, когда поймут, кто ты такой на самом деле, спешить им будет некуда; потом — пальцы на ногах. Потом перейдут к более крупным частям тела. Ты пройдешь через чудовищные пытки и не скоро потеряешь сознание.

— Заткнись, Ицхак.

— А твой сын? Представь себе, что он все еще жив. И из него сделали убежденного мусульманина, радикала, который, как Яап де Фрис, видит перед собой только одну цель: как можно быстрее вознестись на небо, прихватив с собою как можно больше жертв. Евреев.

— Он — мой сын. Я должен попробовать с ним… с ним поговорить.

— С религиозным фанатиком?

— С моим сыном…

— Ави, Брам, Эйб, Ибрагим — мы сидим, черт побери, в дерьме по самые уши. Жаль, что твой отец больше не… слишком стар. Сейчас я с удовольствием обсудил бы с ним эти проблемы.

— Обсуди со мной.

— Почему? В этом весь вопрос, Ави: почему Исраилов сделал это?

— Почему? — повторил Брам.

Они улыбнулись друг другу.

— Может быть, через тысячу лет ты узнаешь почему, — сказал Брам.

— У меня есть теория.

— Я без ума от теорий.

— Мы не должны были сюда приезжать, Брам.

— И это говоришь ты, Ицхак? Ты — едва ли не самый могущественный человек в стране, говоришь, что нам не надо было сюда приезжать?

— Мы прибыли в неверное место, населенное враждебным, завистливым народом. Их религия полна неистовой злобы, основатели ее — мстительные кочевые племена, поклоняющиеся черному камню, их святилище — в Мекке. Добавлять к этому коктейлю монотеизм с мечтой о Храме в Святой земле было ошибкой.

— С нами так тоже было, — возразил Брам.