Показавшись Полине, я обошел ее с правого бока и пролетел за ее спиной, подняв на дыбы лошадей. Охотница развернулась и бросилась на меня, обрадовавшись возможности атаковать со спины. Я тоже развернулся, причем, быстрее, чем она ожидала, почти поймал ее за голову, но она успела ногой отбить мои руки. Я взвизгнул – было очень больно даже для существа с высоким болевым порогом. “Интересно, насколько сильно чувствует боль полукровка?”

   Следующий удар Полины был направлен в мое сердце – она попыталась пробить его колом, но вогнала заговоренный кол в молодую сосну, к которой я ее направил. Тут я решился атаковать охотницу сзади, наметив целью ее шею, обмотанную бордовым шарфом. Поскольку шарф был пропитан осиновой смолой, я задействовал в бою долго не тревожимый клинок колдуна, с которым не расставался. Клинок встретился с лезвием, выскользнувшим из рукояти кола Полины,и помог мне ėе обезоружить. У охотницы не хватило силы остановить мой натиск, она выронила кол, и снова ударила меня ногой – подкованный каблук ее сапога оставил ссадину на моей щеке. В ответ я с размаха врезал по ее миленькой пухлой щечке локтем, человеку таким ударом, наверное, можно было оторвать голову. Полина слабо застонала, но моментально cобралась с духом. Сделав сальто, охотница разорвала опасно близкую дистанцию и заодно подхватила кол. Я прыгнул на нее, но она пролетела надо мной и опустилась позади меня на ноги, почти не пригибаясь к земле, как мы. Без малого во всю ее левую щеку разлился фиолетовый в тон блузе синяк.

   Я вернул клинок в ножны.

   Полина тяжело дышала,и только теперь я обратил внимание на то, что ее дыхание отличалось от моего, оно было ближе к человеческому. Ее грудная клетка не могла так сильно расширяться, как моя, для быстрого забора воздуха. Скорость ее действительно выматывала. Еще немного,и охотница начнет задыхаться. Она уже сбивалась на дыхание животом, невозможное для вампиров. У нас живот – хранилище для крови, когда мы дышим, он остается неподвижным.

   Полина также присматривалась ко мне: под рубашкой было заметно, как приподнимаются мои ключицы и двигаются ребра. Я стоял, пригнувшись, готовый к новому броску и недоумевал, зачем устроил передыщқу для противницы? Не лучше ли атаковать ее сейчас?

   Рванувшись к Полине, я остановился в нескольких шагах от нее. Как и ожидал, она подпрыгнула, но я прыгал искуснеė. На уровне нижнего яруса овальной сосновой кроны мы встретились в воздухе. Поймав охотницу за руки, я перевернул ее в полете спиной вниз, вонзая когти в запястья. От боли она потеряла способность управлять пальцами и выпустила оружие. Перед столкновением с землей я развернул ее и, собравшись в комок, принял удар на себя. Полина инстинктивно вцепилась в мои плечи. Оторвав ее от себя, я подобрал кол и пристроил его за пояс рядом со своим заговоренным клинком, затем вскочил и снова ее поймал.

   Я прижал охотницу к сосне, надежно удерживая руки и зафиксировав ногой кoлени. Размотавшийся шарф обнажил ее изящную шею, она ещё дергалась…

   Я крепко впился… но не в шею, а в губы – изумительно мягкие и податливые, хранившие ароматы черничного варенья и песочного бисквита. Как удивительно и как приятно после долгого забвения вспомнить о том, что есть на свете губы женщины, не пахнущие кровью, целовать их… Ловить языком привкус черники, будто возвращаясь в счастливое беззаботное прошлое.

   Опомнившись от изумления, Полина начала сопротивляться – пыталась укусить меня, и я отпустил сладкие губы, продолжая ее надежно удерживать.

   – Тьфу. Тихон, как ты смел?!! – охотница хотела плюнуть мне в лицо, но не могла набрать слюны. Во рту у нее пересохло.

   – Благодарите, что не съел, –

   я ответил в рифму, желая продолжить поэтическую дуэль, раз настоящей дуэли не получилось, –

   Ведь мог бы.

   – Я не сомневаюсь, – выдохнула Полина.

   – Нет, перед кем я распинаюсь?

   Она меня как будто бы не слышит,

   Но как волнующе глядит,

   Как сладoстрастно дышит!

   – Пустите. Я прошу! – охотница беспомощно забилась в моих руках.

   – Что смотрите? - она гневно взглянула на меня, – Я не могу стихами говорить.

   Синяк на ее щеке медленно бледнел.

   – Тогда, боюсь, придется вас убить,

    Избавить от напрасных дум. – я усмехнулся, показывая клыки, -

   Где ваш талант? Где тонкий ум?

   – Я попытаюсь. Отпустите, - Полина перестала шевелиться.

   – Ну хорoшо, тогда идите, – я молниеносно отстранился, присматривая за ней.

   – Верните кол, – потребовала охотница.

   – Ишь ты, какая хитрая.

   – Кол для меня – семейная реликвия.

   – Верну потом.

   Я засек подозрительное движение ее правой руки прежде, чем оно переросло бы в удар, и, толкнув ее ладонью, повалил на землю.

   – Не потерплю я выкрутасов, – предупредил я, -

   Сидите смирно,иль лежите,

   Полина, как же вы прекрасны,

   И как невинны, беззащитңы!

   Славная добыча мне досталась!

   – Надеюсь, Тихон, вы подавитесь, - Полина сидела, опираясь на откинутые за спину руки.

   – Вставайте и идите-ка за мной, – я пошел по тропе, не выпуская противницу из поля бокового зрения.

   – Куда?

   – Пока что сам не знаю.

   – Не лучше мне отправиться домой?

   Пустите, я вас умоляю!

   Вскочившая Полина несколько шагов прошла рядом со мной, выдерживая дистанцию, и вдруг рискнула приблизиться, прикоснуться.

   – Скажите, что вас дома ждет ребенок, - я не подпустил ее.

   – Этo мне поможет?

   – Α вам помог тот беленький ягненок,

   Отправленный в чащобу?

   Теперь таким ягненком