Каждый день заглядывал. Вот это музей так музей, Дора! Истинная дань уважения рабочему люду. Напоминает, как добродетельно, чтобы каждый имел свои обязанности. Шахтер добывает нам уголь, сборщик фруктов приносит нам сладкие плоды, моряк привозит нам рыбу, учительница помогает нашим детям освоить цифры и буквы. Мне понравились все, даже те, кто занят ремеслами, о которых я и слыхом не слыхивал, однако они трудятся в поте лица, и это достойно всяческих похвал. Я и сам перепробовал разных профессий, я не всегда был солдатом. Это же я, я показан во всех прежних ипостасях: и батрак в поле, и гончар, и копатель могил – все как есть! Мне аж щекотно стало, когда я подумал: «Глянь, сколько ты потрудился, приятель!»

Ее сосед чуть ли не застонал от удовольствия.

– Но кое-где рабочий люд, и даже довольно многие, – он метнул на Ди взгляд сузившихся глаз, – представлены в самом жалком виде. Ветхая одежда, отсутствие обуви. На доске учительницы выцарапаны скверные слова. У многих манекенов недостает глаз.

– Я знаю, сэр, и занимаюсь обновлениями.

– Вчуже стыдно на это смотреть. Представьте, если вы зайдете и увидите свою товарку по профессии в лохмотьях! Рабочие иногда действительно так выглядят – жизнь у них тяжелая. Может, даже большинство так выглядит – я и сам таким ходил, но это безобразие. В таком большом музее мы должны быть выставлены в самом лучшем виде.

– Да, сэр.

– Я рад, что у нас одинаковая точка зрения. Покуда вы не опускаете рук, мои симпатии на вашей стороне.

– Благодарю вас, сэр.

– Я беспокоился о вас, Дора. Мне не хотелось верить, что вы покинули свой пост.

– Я бы так не поступила, сэр.

Чернобородый гигант понизил голос:

– Сержант Ван Гур, который вас доискивался, – я с ним потолковал по душам. До самого донышка докопался и вопрос уладил. Так что бояться вам нечего, можете возвращаться к своим обязанностям.

– Благодарю вас, – прерывающимся голосом выговорила Ди, – сэр.

Сосед отмахнулся от благодарности огромной ручищей.

– Нам с вами тоже надо бы выбрать время и поговорить. Выяснить кое-что в связи с тем, что мне сказал сержант. Убедиться, что все чисто и мы знаем все, что нам нужно знать. Тогда вы бросите кокетничать и расскажете, где на самом деле пропадали три дня. – Кожу вокруг глаз прорезали смешливые складки. Вблизи Ди разглядела, насколько огрублены погодой участки не заросшего бородой лица, и догадалась, что у ее соседа редко когда оказывалась крыша над головой – ну, до недавнего времени. Он большую часть жизни провел под открытым небом. Когда Ди впервые попыталась представить себе его обиталище, она видела только черноту – и не ошиблась: это был ночной мрак. Сейчас она снова вызвала это виденье и услышала звуки – птичьи крики, возню грызунов, гуденье насекомых, бряканье колодезной цепи, жующий солому козёл и голоса, доносящиеся из открытых окон крестьянского дома. Семья не знает о человеке под окнами, о бродяге, который вытянулся на земле, подложив под голову свою котомку, и с улыбкой слушает их вечернюю молитву.

Ее сосед поднес ко рту ноготь с грязной каймой и начал его грызть. Борода встопорщилась, потому что сосед нахмурился.

– Знаете, Дора, я зря сказал «надо бы». Строго говоря, нам давно пора поговорить. И никаких уверток. Мне и с лейтенантом Барнсом нужно объясниться – его имя тоже пару раз всплыло в разговоре с сержантом. Придется посадить вас обоих рядышком и провести беседу.

Желчь подступила к горлу Ди, но она пересилила себя. Наверняка ее сосед знает, что она боится, но Дора не собиралась этого показывать. Она не подарит ему такого удовольствия – придется ему потрудиться, раз он так явно гордится своей квалификацией.

– Когда? – спросила она.

– В этом-то все и дело – я пока не знаю, – ответил сосед. – Вы тут одна справляетесь, без помощи, у вас дел по горло, но и мой ежедневник заполняется до отказа, едва перевернешь страницу. Однако как только я освобожусь, даю вам слово – я подойду и постучу к вам в дверь, и мы поговорим, хорошо?

– Конечно, сэр, – сказала Ди.

Гигант поклонился, искательно заглядывая ей в глаза. Его подобострастная манера напоминала уличных продавцов грошовой вялой зелени или кусков бечевки, будто смерть, которую разносил сосед, была чем-то вроде завалящего товара.

– Хорошего дня, Дора, – сказал он. – Принимайтесь за дела. Ночью я ожидаю увидеть вас в окошке.

Хотя инцидент с сержантом теперь помнился Ди отчетливо, воспоминания носили почти абстрактный оттенок. Ван Гур намеревался ее убить якобы в отместку за неуважение со стороны Роберта, а Ди от него улизнула. В свою очередь, Ван Гур не смог улизнуть от ее соседа. Ван Гур был опаснейшим типом, Ди радовалась, что он мертв, и не жалела, что он мучился. У нее не было времени об этом раздумывать: скоро, как обещал сосед, он придет к ней на разговор.

Ди сосредоточилась на своем сне в Вестибуле, который продлился трое суток. Значит, минуты там означали часы здесь. Она подумала о лунах, походивших на гнойные чирьи, подумала о стеклянных шарах со счастливыми горящими фигурками, не замечавшими, что пламя пожирает их плоть. Она подумала о шарах, где остался лишь пепел – рядом с одним из них ей почудилось присутствие Амброуза. Она подумала о престарелых спящих в золотых одеяниях, залитых отсветом пламени горящих шаров. Она подумала о повязке на глазах и о старухе с длинной иглой, сидевшей рядом с гильотиной и спросившей, хочет ли Ди изменить лицо. Поднявшись на четвертый этаж, Ди направилась к кедровому ящику с окуляром, который словно притягивал ее: старуха с иглой и гильотиной была похожа на покрытую паутиной женщину, появлявшуюся на движущихся картинках с пилой и иглой. Ди страшно жалела, что ящик барахлит и нельзя снова увидеть живые картинки. Хранитель магического короба, восковой человек в феске и со взглядом ящерицы, указывал куда-то вниз.

Проследив за направлением его руки, Ди заметила на коробе какие-то царапины. Нагнувшись, она провела пальцами по свежим бороздкам. Она не забыла, как кошка у Вестибулы точила когти о закопченное дерево, потому что хотела, чтобы Ди вошла внутрь.

Значит, в ее отсутствие кошка проникла в музей и по-своему отметила короб, желая, чтобы Ди заглянула внутрь.

Ди нагнулась к окуляру и нажала кнопку с белым треугольником – таким же, как на странном устройстве воскового лейтенанта Харт, – в надежде, что ящик снова заработает.

Раздался щелчок, корпус вздрогнул, внутри вспыхнул свет, и под линзой появилась важная кошка в украшенным драгоценными камнями ошейнике, сидевшая на подлокотнике кресла и смотревшая на Ди, водя хвостом