На пятом этаже Айк задержался перед необычной экспозицией, посвященной горному делу, которую проглядел в свои прежние визиты. Рудокоп в белом комбинезоне, с кайлом в руках, стоял возле бочки, наполненной ярко-желтым песком, рядом с восковой леди в немыслимом наряде в облипочку. Что за странный песок выкопал шахтер? И при чем здесь леди, какова ее роль? Женщина в облегающем платье выглядела ликующей, прямо на седьмом небе от счастья. Она что, покупает этот песок? И что думает ее муж о таких откровенных платьях? Хотя мужу, наверное, нравится, но не когда рядом крутятся другие мужчины…

Айк не смог понять значение этой сцены и пожалел, что Доры нет и некому объяснить.

Прошло больше часа. Айк надеялся, что Дора не слишком задержится. На душе снова стало неспокойно. Залы казались огромными, точно музей изнутри был больше, чем снаружи, хотя это, конечно, ерунда, а восковые манекены словно бы двигались, когда он на них не смотрел. Айк сказал себе – это не страх, просто от волнения он как на иголках. При слове «иголки» у него зазудела кожа на тыльной стороне запястий; пришлось почесать.

– Как только ты спишь тут одна, Дора, – сказал он вслух. От звука собственного голоса ему стало легче.

Немного желтого песка высыпалось из бочки вокруг стеклянного ручья. На песке остались следы. Айк пошел по следам туда, где в стеклянную воду был вделан восковой старатель в ветхой шляпе, шерудивший в металлическом сите, полном блестящих камушков. Жена старателя развешивала на веревке драную одежду. Вот эти экспонаты Айк помнил.

Айк снял свой котелок перед четой старателей.

– Добрый день, поселяне, я Айк, будущий Дорин муж.

Веревка для белья тянулась из хижины. У закрытой входной двери стояли два тростниковых стула.

Айк подумал – может, Дора спит в лачуге? Ну, вдруг там есть кровать? Он решился постучать.

– Дора?

Внутри было тихо. Айк взялся за ручку, но не решился потянуть на себя дверь: может, Дора как раз просыпается. Он не хотел показаться нескромным и застать ее сонной и неодетой.

Айк напомнил себе, что он взрослый мужчина в прекрасном костюме и с бриллиантовым кольцом на пальце, однако напряжение усиливалось. Что, если он откроет дверь, а Дора скажет ему убираться, даже закричит, чтобы он убирался вон?

Что, если она отвергнет его предложение?

Что, если она рассмеется ему в лицо?

Нельзя плакать, приказал он себе. Не вздумай реветь, даже не вздумай…

Айк убрал пальцы с дверной ручки и погладил прохладный шелк белого шарфа. И чего он себя зря накручивает? Как Дора может сказать «нет»? Он принес все, о чем она просила!

На всякий случай Айк приготовился к худшему, зная, что, если она даже скажет «нет», он все равно будет ей служить – столько, сколько понадобится, чтобы ее завоевать. Он будет служить ей, пока не упадет замертво, если придется.

– Дора, – повторил он, – это я, Айк. Можно войти?

Δ

Человек, который жил в посольстве и которого звали не Энтони, проснулся от голоса Айка, когда тот приветствовал восковых старателей. Человек тихо сел на кровати и босиком подобрался к занавеске, служившей четвертой стеной лачуги. При каждом маленьком беззвучном шаге боль из паха простреливала тело до корня языка, но человек проглотил страдания, которые сержант Ван Гур причинил ему простым движением пальцев.

– Дора? Это я, Айк. Можно войти? – спросил молодой голос. Человек из посольства выскользнул наружу и начал красться вдоль стены. Гость вел себя учтиво. Что ж, это зачтется в пользу юного негодяя.

Человек, которого звали не Энтони, зашел за спину молодому, хорошо одетому парню. Как это понимать? Ее будущий муж, так он представился?

Человек, которого звали не Энтони, несколько часов беседовал с Ван Гуром и отдохнул совсем немного, но его любопытство снова разгорелось. Тут без подробного интервью не обойтись.

Он оглядел ближайшие восковые фигуры – старателя, его жену, сборщика фруктов, шахтера и его счастливую подругу и фермера с его псом, но все до единого манекены старательно смотрели в другую сторону, будто если не видеть происходящего, то можно остаться ни при чем.

Молодой негодяй по имени Айк замер, почувствовав дыхание у себя на шее.

– Извини, – шепнул ему на ухо человек, которого звали не Энтони, – Дора куда-то отлучилась. Зато ты застал меня. Возможно, я смогу тебе помочь.

Сон длиной в три дня

Она вышла из Вестибулы в душный, пасмурный день. Осторожно спускаясь по осыпи обломков и щуря глаза от яркости белого неба, Ди вышла через пустой дверной проем на заросший газон сгоревшего здания Общества. Напротив угрюмо возвышался темно-синий особняк Архива исследований океанских глубин и морской разведки. Облезлая позолоченная восьмерка из троса на двери напоминала полуразвязавшийся галстук-бабочку.

Ди двинулась вперед. Отросшая трава с шелестом расступалась перед подолом верхней юбки. Желтый лист тополя, запутавшийся в траве, застрял в складке ткани. Ди машинально смахнула лист. Она чувствовала себя отдохнувшей, но не вполне проснувшейся.

В Вестибуле она заснула и всю ночь видела странные яркие сны.

Во снах были живописные холмы, необъятное синее небо и окно, возле которого можно изменить свое лицо, превратившись в самую прекрасную из женщин. Но Ди догадалась, что на глазах у нее повязка, и сбросила эту повязку. Открывшимся, реальным зрением она увидела, что стоит ночь, луны заливают окрестность болезненно-желтым светом, а пологие холмы не что иное, как знаменитые монолиты на равнине над Великим Трактом. Ди поднялась к горному перевалу. Вдоль дорожки с двух сторон были уложены плинты, увенчанные стеклянными шарами, и в некоторых шарах горели огоньки. Приглядевшись, Ди увидела, что в каждом светящемся шаре горит крошечный человек. Хотя кожа сморщивалась и покрывалась пузырями, человек не отрывал взгляда от миниатюрного зеркала, где на его лице застыло блаженное выражение, а телу не причинялось никакого вреда. Заточенные в освещенных шарах, зачарованные мужчины и женщины были объяты пламенем, но в большинстве шаров остался только пепел, будто их обитатели сгорели дотла. Во сне Ди понимала не всё, но смутно чувствовала себя обязанной разобраться. Возле одного из темных шаров, где чья-то душа лежала в виде пепла, Ди охватило мощное ощущение Амброуза, будто брат вдруг оказался рядом. Тонкий флер, окутывавший ее разум, прорезало как ножом. Наконец-то! Она нашла Амброуза! Ди охватило отчаянное желание срочно найти помощь. С перевала дорожка спускалась в естественную чашу между горными хребтами, где раскинулось неведомо кем воздвигнутое святилище-амфитеатр с сотней каменных сидений. Примерно с дюжину мест занимали