Говори он с насмешкой, с нескрываемой враждебностью –Бестужеву, пожалуй, было бы легче. Но Иванихин ронял свои жуткие для Бестужевафразы разумно и взвешенно, деловито, серьезно, тоном словно бы приглашал кпониманию…

– А вы уверены, что она…

– Ох, только не нужно этого… – поморщилсяИванихин. – Бегство из дома на лихой тройке, отчаянный поп венчает,цимбалы и кимвалы, с милым рай и в шалаше… Алексей Воинович, я немного знаюсвою дочь. Девчонка, сорванец, ветер в голове, из пистолетов палит, на конескачет в мужских портках… но это наносное. Издержки юного возраста. Голова,смею вас заверить, у нее иванихинская. Светлая голова. Купеческая, простите.Рай в шалаше – сие не для Таньки, уж позвольте заверить. Никак не по ней.Никуда она с вами не сбежит, поскольку знает прекрасно, что лишу всего, –и знает, что слов на ветер не бросаю. В конце-то концов, Слава – не старый чертсо знаменитой картины «Неравный брак», там еще у художника фамилия неприличная,вроде пуканья… Молодой, пригож, обращение понимает, Таньке не противен.Стерпится – слюбится, не нами сия истина придумана. Ну поймите вы, АлексейВоинович! Вы – это вы, а вот мы – это совсем другое. Мы, миллионщики, промышленники,вроде королей – детей обязаны женить и замуж выдавать не по сердечнойпривязанности, а в видах будущего делового благоприятства. Я с вами предельнооткровенен, и, поверьте моему честному слову, – все именно так и обстоит.То есть Танька именно такова, какой я ее вам представил. Не побежит сломяголову в шалаш, бросив все, отцом нажитое…

– Но ведь вы делаете несчастной вашу дочь! –вырвалось у Бестужева.

– Я?! – искренне удивился Иванихин. – Да счего вы взяли?! С какой стати? Будь у вас дети, поняли бы, что я ее, наоборот,стремлюсь сделать счастливой. Чтобы жила в богатстве и довольстве, хозяйкойбудущей золотой империи, а не женой, простите, рядового офицерика, пусть даже сприличным жалованьем и казенной квартирой вкупе с казенными дровами… Вот гдебыло бы несчастье! – Он поднял ладонь. – Все, Алексей Воинович,поговорили. Вы – человек крепкий, стреляться не побежите, перестрадаете. Какиеваши годы, их, красавиц, на белом свете столько… Ну, поманила девчонка, ну, произошло…Бывает. Не про вас она, ротмистр, лучше сразу себе это в голову вбейте. И я васубедительно прошу: извольте уж и дорогу в мой дом забыть, и Таньку. Я, со своейстороны, все забуду, вот и выйдет так на так. А то уже слухи по городу поползликасаемо вас с ней, да будет вам известно. Сие не смертельно, но докучливо. Порарешительно пресечь… Ну, мы друг друга поняли?

– Подождите! – сказал Бестужев, видя, что Иванихинсобирается уйти. – Об этих слухах… Кто их распускает?

– Ну, милейший… – поморщился Иванихин. –Какое вам, собственно, дело? Не тот случай, когда следует привлекать служебныевозможности. Вы же мужчина, перестрадайте…

– Не в том дело, – заторопился Бестужев, горячечновыпаливая слова. – Константин Фомич, я почти вышел… почти отыскал того,кто стоит за нападениями на золотые караваны, за всеми смертями… Он это почуял,меня пытаются скомпрометировать… Кто вам сообщил, что я и ваша дочь… Мне важноэто знать, поймите, дело не в сплетнях, все сложнее. Вашими руками меняпытались убрать… Благо повод наилучший и убедительный… Кто вам сообщил?

– Вот что, хороший мой, – серьезно, твердо сказалИванихин. – Что ловите этого мерзавца – спасибо. Земной поклон. Святоедело. Если потребуется денежная помощь или содействие – всегда к вашим услугам.Но вот этого… не надо. Тут вы – пальцем в небо.

– Кто вам сообщил?

– Сорока на хвосте принесла, – отрезалИванихин. – Алексей Воинович, мы хорошо поговорили, я, признаюсь, изменилотношение к вам в лучшую сторону… и не нужно меня разочаровывать, ладно?Давайте останемся при уговоре. Таньку – забудьте. Не буду у вас вымучиватьчестного офицерского слова – просто, полагая вас человеком порядочным иразумным, считаю, что вы взвесите мои слова, обдумаете и признаете мою правоту.Иначе, простите, законным образом в порошок сотру-с… Словом, поговорили иразошлись. А этого не надо. Кто, да почему, да когда… Всё. Поговорили.Позвольте со всем расположением откланяться…

Он приподнял белый картуз и отошел, скрывшись вскоре извиду. Бестужев остался стоять, чувствуя себя уничтоженным. Самое скверное – онвидел в словах Иванихина резон, сердцем не мог примириться, а вот умомчувствовал резон. Не хотел верить, что Таня поступит согласно отцовской воле,но подозревал, что именно так и произойдет, как-никак был не романтичным юнцом,а взрослым человеком, офицером, жандармом, знающим, сколь сложна жизнь инасколько она не похожа на сентиментальные романы…

Но сердце, что поделать с ноющим сердцем?!

Он взял себя в руки ценой громадных усилий, потому что немог позволить такую роскошь – предаваться меланхолии. Его ждала работа. Сжавзубы, стараясь ни о чем не думать вообще, вышел из парка, шагал вдоль тротуара,пока не заметил свободного извозчика. Замахал ему, прыгнул в пролетку:

– В Николаевскую полицейскую часть, да поживее!

…Великан Зыгало чуть ли не внес Ефима Даника за шкирку, какпаршивого котенка. Пихнул на расшатанный стул, встал за спиной и отрапортовал:

– Означенный доставлен! Сопротивления особого неоказано, хотя егозил, как девка под клиентом, деньги сулил, карами стращал от большихлюдёв…

– Да ну, серьезно? – картинно поднял брови приставМигуля. – Ты, Ефим, где ж это встречался с большими-то людьми? В мечтанияхсвоих, что ли? Ах ты, рожа бакалейная…

Сидевший рядом Бестужев молча разглядывал задержанного.Чем-то Даник и впрямь походил на цыгана, но не особенно. Нервничал он,нервничал, сразу видно, именно что егозил…

– Ермолай Лукич! – Даник прижал руки кгруди. – Помилосердствуйте, с чего бы вдруг? Невинного человека…

– Это вы ведь в девяносто пятом судились Аккерманскойсудебной палатой за кражу со взломом из обитаемого строения? – спросилБестужев.

Даник уставился на него с видом монахини, заподозренной впотайном содержании борделя:

– Оправдан за недостатком улик-с, господин ротмистр!

– Откуда вам известен мой чин? – хмуро поинтересовалсяБестужев.

– Помилуйте! Вы за краткое время стали заметным вгороде человеком! Простите на глупом слове, вас каждая собака знает…

– Значит, оправданы за недостатком улик…

– Подчистую, господин ротмистр. По молодости идоверчивости водил дружбу с кем попало, вот за компанию и пали подозрения. Сейсуровый жизненный урок послужил мне, беспутному, на пользу, пересмотрел своеотношение к жизни, занялся торговлей, вышел в люди…

– И поступили в охранное отделение?

– Простите, с чего вы взяли-с? – вежливо спросилДаник.

– Вы ведь показывали Ивану Тутушкину карточку охранногоотделения? – спросил Бестужев.