почувствовал себя неуютно. В зимней куртке у меня, разумеется, имелся карман, непроницаемый для мобильных сетей, но сейчас…

— Так мы докатимся до шапочек, — сказал я.

— А вам никогда не казалось, что шапочки высмеивают неспроста? — спросил Роман. — Может, их высмеивают лишь потому, что они эффективны?

Я налил еще лимонада, мятного в этот раз. Мысль здравая. Интересно, производят ли шапочки фабричным способом?

— Думаю, фишку про шапочки запустили производители фольги, — сказала Аглая. — А про то, что шапочки не помогают, производители пергамента. Единство и борьба противоположностей.

Провести испытания. Выбрать модельный город и велеть населению носить шапочки. А через полгода сравнить с соседним городом, где шапочки не носят.

— А может, это Сарычев? — спросил Роман. — Тот, кто отправил посылки?

— Не похоже, — возразила Аглая. — Сарычев явно доволен жизнью. Зачем счастливому такие танцы?

Как можно осмеивать шапочку, если ни разу ее не примерял?

— Я бы тоже был доволен, — сказал Роман. — Семнадцать лет назад он рассекал по чащобе на стареньком «ЛуАЗе», а сейчас ездит охотиться на львов. По-моему, жизнь удалась.

— А душа?

Роман явно собрался объявить, что души у чучельников не бывает, особенно у высококлассных чучельников, поскольку чем больше ты вкладываешь ее в творения, тем меньше остается ее в собственном распоряжении. Но не успел, вернулся Сарычев, без дриллинга, но в подходящем костюме — спортивной клетчатой тройке в английском стиле и с баночкой бурого сала. Баночку он вручил Роману.

— Это от волдырей, — пояснил Сарычев. — Три жира.

— Спасибо…

Роман растерянно принял снадобье.

— От ожогов лучшее средство, втирай на ночь.

Три жира. Барсучий, щучий, жир конюха Андрея.

— Жорик! Будь добр!

Жорик подал печенные на гриле овощи и хлеб, сразу несколько блюд.

— Да, забыл вас предупредить, — улыбнулся Сарычев. — Я вегетарианец. Так что не обессудьте, мяса не будет, исключительно растительные белки!

Изобильная соя России.

— Как необычно! — Аглая поглядела на Сарычева с лучезарностью.

Лучезарность могут делать далеко не все, лица большинства людей к лучезарности френологически неприспособлены.

— А вы вегетарианец идеологический или гигиенический? — продолжала Аглая.

— Не знаю точно. Я слишком долго занимался… скажем прямо, мясом, и потом вдруг понял — что больше не могу. Устал. Устал я от мяса и не тянет на мясо. Овощи и грибы. Орехи. Каша с утра, сыр… Знаете, я поставил чудесную сыроварню! Потом покажу! Делаю чудесный эмменталь! Попробуйте!

Сарычев подвинул Аглае тарелку с сырами.

Я стал есть. Жорик был несомненным мастером гриля. Луковицы, разрезанные пополам, были карамелизованы с медом. Перец оказался не пережарен, приобрел насыщенный печеный вкус, но не утратил хрустящей консистенции. Томаты чернели поджаренными боками и словно кипели изнутри. Морковь. Сельдерей. Баклажаны. Одинокий патиссон.

— Мы сами почти вегетарианцы, — Роман зачем-то продемонстрировал волдыри.

— Считается, что это продлевает жизнь, — Сарычев насадил на вилку подрумяненный кабачок. — Я лично в такую ерунду не верю, но… на мясо не могу смотреть. И кстати… В вегетарианстве главное соус! Попробуйте брусничный!

Сарычев подставил Аглае глиняную плошку.

— Я открыл для себя соусы, это большое дело, как выяснилось. Правильный соус — семьдесят процентов блюда. Знаете, я посадил сливы — и они принялись… Попробуйте ткемали!

Старый козел, подумал я. Туда же. Что может понимать в соусах этот чучельник? Ткемали он варит…

— Или вот рыбный!

Сарычев подвинул Аглае небольшую серебряную чашку.

— Я сам научился квасить из снетка! В глиняных горшках, оригинальный греческий рецепт! Прекрасно гармонирует с раками! Жора!

Аглая слегка поморщилась на соус, а Жорик подал поднос с крупными вареными раками.

— Тут есть озерцо такое, — Сарычев махнул вилкой в сторону леса. — Так в нем раки еще сохранились! Причем наши, русские!

Русские раки.

— Сейчас везде голубой рак, — печально сказал Сарычев. — Его завезли из Канады, он устойчивей и неприхотливее нашего, хотя по вкусу, как поролон. Но вытеснил нашего изо всех прудов. Только здесь еще осталось кое-что, храню как зеницу ока… Пробуйте, ребята, пробуйте! Не забывайте про сливочное масло…

Я не смог устоять перед искушением, почистил трех раков, полил растопленным сливочным маслом. Попробовал. Сарычев был прав. По вкусу и консистенции они могли легко сравниться или даже в чем-то превосходить омаров. Безусловно, вкус месяца.

— Отличные раки, — сказал я.

— Да, прекрасные, — печально вздохнул Сарычев. — Сам я их, увы, уже не вкушаю. Раки вроде не мясо, но если взялся…

Сарычев щелкнул рака по острому рылу.

— Да, кто бы мог подумать…

Роман съел шейку, а потом еще одну. Аглая раков не ела. Может, она тоже вегетарианка. Я знавал пару вегетарианок и ничего определенного про них сказать не мог, впрочем, не исключено, что мне попадались удачные.

— Кто бы мог предполагать…

Аглая положила на тарелку гренку, а на нее печеный помидор. Я понял ее замысел — выпустить из помидора мякоть, пропитать жареный хлеб, добавить несколько капель оливкового масла… Едва Аглая дотронулась ножом до помидора, как кожица лопнула, и Аглаю израдно окатило красным.

Она в смущении поднялась из-за стола. Сарычев тоже вскочил.

— Не ошпарилась?! Все в порядке?!

— Нет, ничуть… А где у вас здесь…

— В доме и направо! — указал Сарычев. — Через оранжерею! Я провожу…

— Нет, спасибо, я сама! — решительно возразила Аглая. — Я сама… Извините…

Аглая направилась к оранжерее.

Сарычев погрустнел, сел на скамейку и спросил устало:

— Вы, наверное, насчет той истории узнать хотите?

Он кивнул в сторону леса.

— Я слыхал, вы книгу пишете.

— Да, пишем, — подтвердил я. — Мы в некотором роде прозаики. Сейчас у публики интерес к таким историям. Нон-фикшен, новая искренность, богатый тренд.

— Втроем? — Сарычев посмотрел в сторону удалившейся Аглаи. — Вы работаете над книгой втроем?

— Пытаемся собрать материалы, Аглая помогает. У нее ведь личная заинтересованность.

— Какая же? — спросил Сарычев.

Он встревоженно поглядывал на оранжерею, словно опасался, что лев нападет.

— Она дружила с пропавшими ребятами, — ответил я.

— Неужели?! Не знал… Жаль. Вы кушайте, кушайте.

Давно нормально не ел, подумал я, а Сарычев в пожрать толк знает, он заслуженный работник искусств. Или культуры. Заслуженного работника культуры дают за чучельные достижения?

— Плохо, когда люди пропадают, ужасно. Я и сам с этим столкнулся…

Помидор, который Аглая пыталась разрезать, растекся на хлеб, я решил, что добру нечего пропадать, и стал жевать гренку.

— Мать у меня пропала, — рассказывал Сарычев. — То ли в болоте утонула, то ли поездом сшибло, не нашли, короче. Может, она и сбежала… но мы думали, что утонула. А отец лесник был, всю жизнь по кордонам, ну и меня таскал, и летом и зимой. Школу еле окончил с такой жизнью…

Сарычев врал. Скорее всего, врал. Я встречал четырех человек, чья мать попала под поезд, и