– Надо добыть его признание, – говорю я.

– Подбить к тому, чтобы он сам раскрылся, – иначе называет это Кейт.

Кейт через своего коллегу узнает адрес Уилла, и мы выезжаем из Лондона. Я уже решила, что ему скажу, и всю дорогу мысленно это репетирую.

«Мне надо бы чего-нибудь перекусить, не то могу лишиться чувств», – понимаю я вдруг. Я даже не помню, когда ела в последний раз. При мысли, что я вот-вот с ним встречусь, начинает кружиться голова, но я знаю, что именно это должна сейчас сделать.

Интересно, что он сделает, когда меня увидит? Для него я – точно призрак на шумном пиру. А вдруг он не переживет этого шока? Пару секунд я даже смакую в воображении, как у Уилла прямо у меня на глазах случится сердечный приступ. И все же я очень жду момента, когда возникну перед ним.

Я ждала этого двадцать восемь лет. От волнения рот наполняется слюной, и в голове снова все плывет. В мозгу возникает образ ангела мщения. Он яростно хлопает могучими крылами, поднимая небесные ветра…

«Все, хватит. Возьми покрепче себя в руки».

Его дом точно сошел с картинки на жестяной коробочке с печеньем. Крыльцо увито розами, и прочее в том же духе. «Как-то совсем не пришей не пристегни», – думаю я, в то время как Кейт решительно стучится в дверь.

А вот и он – профессор Уилл собственной персоной. Приветливо улыбается явившейся к нему незнакомке, то есть Кейт, а потом замечает рядом меня. Ему хорошо удается завуалировать свой шок, и, напустив на себя этакое обаяние любезности, он говорит:

– О, вот так сюрприз! Как поживаешь, Эмма? Что привело тебя сюда?

– Хочу поговорить с тобою, Уилл, – сухо отвечаю я.

– Любопытно, о чем? Сомневаюсь, что у нас с тобою есть о чем разговаривать.

Он явно начинает нервничать. Мимо калитки проходит сосед и приветствует его:

– Доброго дня, профессор Бернсайд!

И Уилл поспешно уводит нас в дом, чтобы не стояли у всех на виду.

«Боится публичной сцены», – понимаю я.

Он проводит нас в свою безвкусно убранную гостиную. На кофейном столике стоят чашка с блюдцем, рядом – поджаристый тост и мед. По дивану лежат разные воскресные приложения.

Уилл садится на диван, скрестив ноги по-турецки и явив нашим глазам свои желтые носки и загорелые икры.

– Итак, Эмма, кто это с тобой приехал? – спрашивает он, когда мы с Кейт пристраиваемся на краешках кресел.

– Моя подруга Кейт, – отвечаю я. Не хочу, чтобы он знал, что она из газеты, и Кейт согласилась тоже об этом не говорить. – Она привезла меня сюда, – добавляю в качестве объяснения.

– Здравствуйте, Кейт, – кивает Уилл и ждет, когда кто-то из нас что-либо скажет. И улыбается не переставая.

От повисшего в гостиной напряжения мне делается нехорошо, и я заставляю себя начать разговор.

– Я приехала поговорить с тобой о том, что произошло, когда мне было четырнадцать лет.

– Боже правый! Ну, тогда это надолго! Хочешь повспоминать о своем злобном вранье насчет меня или о своих истерических припадках? У меня до сих пор все это очень живо в памяти.

– Нет, о том, как ты меня изнасиловал, – слышу я собственный свой голос.

В это мгновение все вокруг словно замирает. Никто из нас не двигается с места и даже, кажется, не дышит. Слово «изнасиловал» как будто эхом отражается по комнате, отскакивая от стен с растительными узорами на обоях и разных пасторальных безделушек.

У Уилла в первые секунды от лица отливает кровь, но тут же бросается обратно, и, красный, он полувстает с дивана, чтобы возмутиться.

– Изнасиловал?! – повторяет он, будто слышит это слово впервые в жизни. – Вот ты чего теперь надумала? Да это же просто абсурд!

Тут он понимает, что уже вовсю кричит, и усаживается обратно.

– Бог ты мой, Эмма! Да ты и в самом деле, я вижу, не в себе, – говорит он, вернув себе самообладание.

Я молча гляжу на него в упор, он тоже смотрит мне в глаза, тем самым вынуждая меня повторить свое обвинение.

– Ты изнасиловал меня, Уилл, – снова говорю я. – Ты подсадил меня к себе в машину, когда я возвращалась домой. Ты овладел мною и сказал, что это я тебя на это вынудила. Что я тебя якобы соблазнила. Но я была еще ребенком, Уилл.

– Да вряд ли, Эмма, – глумливо ухмыляется он. Это его оплошность, и я замечаю, как Кейт негодующе подается вперед.

– Ребенком, Уилл, – повторяю я. – Мне было еще четырнадцать.

– Эмма, успокойся, прошу тебя, – говорит он. – Мы оба с тобой знаем, что ты была очень проблемной барышней. И похоже, таковой осталась и поныне. Я бы рад был проявить к тебе жалость, но если ты намерена и дальше нести подобный клеветнический вздор, то я буду вынужден принять меры.

– Это я собираюсь принять меры, – в тон Уиллу отвечаю я, потому что действительно настроена решительно. Теперь, когда я с ним встретилась, это стало частью моего плана. – Я обращусь в полицию.

– Ну, против моих показаний твои ничего не будут значить. Это будет заявление душевнобольной женщины с целым шлейфом психических проблем, – говорит Уилл уже чуть более жестким тоном. – Возможно, ты еще захочешь передумать.

– Нет. Время пришло.

Тогда он поворачивается к Кейт, глядя на нее с утомленно-сочувственной улыбкой – так, будто двоих взрослых замучило одно очень трудное дитя.

– Я не знаю, что там она вам наплела, Кейт, – говорит Уилл, – но все это сплошная ложь. У нее всегды были изрядные проблемы с психикой – вам это известно? Ее пришлось даже отселить к бабушке с дедушкой. И сейчас она хочет сделать самую большую ошибку в своей жизни.

– Да похоже, что это как раз вы, Уилл, явились самой большой ошибкой ее жизни, – отвечает Кейт. – Она была дочерью вашей сожительницы. Она доверяла вам, как отцу.

Мне сразу хочется ее обнять.

Уилл мгновенно отбрасывает всякую дипломатию улыбок.

– Это чушь! – кричит он. – Полная несусветная чушь! – В ярости он так быстро выпрямляет скрещенные ноги, что ударяется в кофейный столик и опрокидывает чашку. – Послушайте, я ни за что не стал бы это говорить, но ваша подруга отнюдь не была невинным цветочком. У нее был приятель в Брайтоне, гораздо старше ее. Она сама мне рассказала. Она сама все время корчила из себя Лолиту. Она сама на это напросилась!

Кейт удовлетворенно кивает. Мне кажется, она услышала то, что хотела здесь услышать. Она мне верит. Мой ангел мщения.

– Как известно, сексуальное сношение с четырнадцатилетней девочкой – с ее согласия или без – является преступлением. Но полагаю, человеку с вашим образованием это и без того известно, – говорит Кейт, и Уилл сразу затыкается. – К тому же у Эммы был ребенок, Уилл. Ваш ребенок.

Звучит это как запоздало придуманный довод, и Уилл как будто сразу пересматривает свою позицию.