нам удалось выяснить, из родственников у него только мать, а она сейчас вряд ли…

– Я в курсе. Все нормально, лейтенант, я опознаю… наверно.

– Может быть, какие-то особые приметы? На теле, может быть?..

Следователь явно оттягивал момент, когда ему вместе со свидетелем придется идти в большой, залитый ярким светом зал, где пол и стены выложены кафелем, а вдоль одной стены, словно в камере хранения, тянется шкаф со множеством металлических дверок. Патологоанатом в зеленом халате, опустив на подбородок маску и усевшись на подоконник, со скучающим видом курил, ожидая, когда закончится этот бессмысленный диалог и его попросят наконец показать «клиента».

– У него на правой ладони шрам, инструментом когда-то порезался.

– На ладони? – с сомнением почесал затылок следователь, – понимаете, руки-то как раз…

– Ладно, лейтенант, пойдемте уже.

…Светлана сидела на скамейке перед крыльцом морга. Увидев мужа, порывисто поднялась, сделала несколько торопливых шагов навстречу.

– Что там, Паша?

Она настойчиво пыталась поймать его взгляд, может быть, надеясь увидеть в его глазах подтверждение той слабенькой надежды, которую тщательно хранила в себе в эти минуты томительного ожидания, но Павел смотрел куда-то мимо нее, на пыльную листву деревьев в больничном сквере, на стайку голубей, бьющихся за обгрызенную горбушку, на сонного сторожа, неторопливо открывающего ворота перед подъехавшей «Скорой».

– Что, что, – глухо проговорил Павел. – Он это. Поехали домой.

Светлана сразу обмякла, будто мигом избавившись от внутреннего напряжения, поднесла ладонь к губам, медленно развернулась и, по-старушечьи сутулясь, побрела в сторону ворот. При одном взгляде на эту одинокую сгорбленную фигуру Павел испытал внезапный приступ тоски и жалости – жалости к Марку, к Светлане, к себе… Быстро догнав жену, он обнял ее за плечи, прижал к себе, словно укрывая от внезапно налетевшего ветра.

Скучающий патологоанатом стоял на крыльце, облокотившись на перила, и сонным взглядом провожал медленно бредущую к воротам пару.

Паша хотел организовать поминки в «Садко» – месте, неразрывно связанном с памятью о Марке, где все трое провели столько веселых, душевных или угарно-пьяных вечеров. Но Роман отверг идею неожиданно жестко: «Нехрена! Что было – то было, станешь глазеть там на каждый столик и вспоминать, типа, как мы вон там бухали, а там девок клеили. Все, Паша, Марка нет, и жизни той тоже больше нет, и не надо о ней вспоминать». Паше пришлось уступить, тем более что в «Садко» не было отдельных кабинетов, а проводить поминки под пьяные гуляния публики и хриплый шансон со сцены действительно было бы странно.

В результате выбор пал на небольшой ресторанчик за городом, один из тех, что, как грибы после дождя, стали плодиться вблизи крупных коттеджных поселков. Утопающее в зелени заведение, казалось, всем своим видом гарантировало предстоящему событию камерную спокойную обстановку. К тому же в ресторане нашлась и отдельная комната вполне подходящих размеров.

Мероприятие вышло немноголюдным: кроме двух семей Никитиных (братья вновь оказались за одним столом после долгого перерыва) присутствовал коммерческий директор и совладелец фирмы Марка, совсем молоденькая девица – последняя пассия погибшего, позвонившая Павлу накануне и, заливаясь слезами, буквально напросившаяся на приглашение, одноклассник Марка – один из немногочисленных, кто за все эти годы не скрылся за горизонтом, да постаревшие, но все еще бодрые, Николай Петрович с Верой Семеновной. Наталья Кирилловна все еще оставалась в больнице, борясь с последствиями тяжелейшего инфаркта.

Артем с Денисом, впервые в жизни ставшие свидетелями большой беды, сидели в дальнем конце стола, изредка чуть слышно переговаривались, смотрели на всех исподлобья, будто обвиняя собравшихся в столь нелепой смерти неунывающего дяди Марка, с которым всегда было прикольно и к которому они успели по-настоящему привязаться.

Компаньон Марка, которого все видели впервые, произвел на Пашу неприятное впечатление: почти не прикасаясь к спиртному, он мало участвовал в общем разговоре, произнося тост, ограничился несколькими дежурными фразами о положительных качествах своего партнера, в остальное время сидел тихо, но, казалось, внимательно слушал все, что говорили Павел или Роман. Паша для себя решил, что главная цель его появления здесь – разведать, не имеют ли ближайшие друзья погибшего, каждый из которых владел бизнесом, в разы превосходящим по масштабу бизнес таксомоторной конторы, какие-то виды на фирму Марка.

Одноклассник как-то быстро набрался и, не успев сам ничего сказать, к третьему тосту уже мирно похрапывал, свернувшись калачиком на маленьком кожаном диване, установленном в углу комнаты на некотором удалении от стола.

Девица, явно ощущая себя лишней, сначала не принимала участия в общем разговоре, пугливо поглядывая на бесшумно снующих официантов, потом попросила слово, попыталась сказать что-то о «самом дорогом человеке, который мне… которого я…», но, так и не сформулировав свою мысль, бурно разрыдалась и, торопливо поставив рюмку на стол, выбежала из комнаты.

А в общем вечер прошел вполне достойно: не было тоскливых причитаний и горестных вздохов, каждый вспоминал и рассказывал связанные с Марком случаи – забавные и не очень, – и оказалось, что каждый может вспомнить что-то свое, неизвестное другим. Один раз Павлу даже показалось, что его друг детства сидит сейчас с ними за столом и вот-вот подхватит очередную рассказанную историю, щедро разбавив ее своими фирменными шутками. Наверно, Марк был бы доволен, увидев, как провожают его люди, которые были рядом всю жизнь.

В какой-то момент, уже ближе к окончанию вечера, Павел обратил внимание, что Роман, некоторое время назад вышедший из-за стола, довольно долго отсутствует и, предположив, что брат вышел покурить на летнюю веранду, решил присоединиться, надеясь на нормальный, без пренебрежительных насмешек и юродствования последних лет, разговор двух братьев. Он давно искал возможности пообщаться с Романом по душам и подумал, что сегодня для этого самое время, поскольку, то ли из-за печального повода, то ли из-за присутствия родителей, но Рома весь вечер вел себя абсолютно адекватно, не сделал ни одного едкого замечания и вообще никак не выказывал своего необъяснимо холодного отношения к брату.

На веранде Романа не оказалось. Павел огляделся по сторонам, не торопясь, закурил и спустился с крыльца. Прилегающую к ресторану территорию занимал недавно высаженный яблоневый сад, в глубине которого в сгущающихся сумерках проступали очертания большой деревянной беседки, которую иногда за дополнительную плату использовали компании, желающие отдыхать на свежем воздухе. Павел и сам не знал, откуда вдруг взялась твердая уверенность, что искать Рому нужно именно там; медленным шагом, словно праздный гость, оценивающий ландшафтный дизайн территории, он направился в глубь сада по выложенной тротуарной плиткой дорожке.

В центре беседки располагался большой стол, вокруг которого тянулась широкая деревянная скамья. Рома стоял перед столом, согнувшись, спиной к приближающемуся брату, он был чем-то занят и не сразу услышал шаги, а когда Павел вступил на