Пой, дорогая родная земля,

Вечно послушная, вечно привычная,

Петь, что прикажут вожди из Кремля, —

Ля-ля-ля-ля-ля-ля!..

Встречаем Юлия Кима. Ирина Зорина, Станислав Рассадин, Юрий Карякин. Переделкино. Дом Булата Окуджавы. 2002

Последнее, что видела у Кима, – моноспектакль, импровизацию на тему Бертольда Брехта «Трехгрошовая опера». Было в некотором роде потрясение. Как сумел он так весело, с иронией и не злобно рассказать о нас в начале «нулевых» или десятых: провинция, Авторитет, продажный мэр, полицейский шеф и горе-бизнесмен, чья дочь, вернувшись из Кембриджа, прибирает к рукам «общагу». Порадовалась за старого друга, впрочем, время над ним не властно. Опять залетел он к нам, чтобы пропеть свои ироничные песенки и показать нам нашу рожу. Плетется наша старая кляча привычно по кругу, очерченному для нее графом Уваровым: САМОДЕРЖАВИЕ, ПРАВОСЛАВИЕ, НАРОДНОСТЬ, и заворачивает в сторону своей исторической матрицы: культ силы ей милее правовой свободы. А ведь были мы на важной развилке нашей истории в начале девяностых, да, кажется, опять свернули не туда…

Со своим неизвестно откуда открывшимся «вторым», «третьим», «десятым» дыханием Юлий Ким потряс всех. Каждая строка композиции попадала в «десятку».

Габриэль Гарсия Маркес в Переделкино

Летом 1979 года Габриэль Гарсиа Маркес приехал на Московский международный кинофестиваль. Был большой переполох, казалось, все литературное и кино-начальство встречало его в аэропорту Шереметьево. Визит был расписан буквально по часам. Тем не менее очень известный к тому времени и популярный у нас писатель приехал к нам в Переделкино в дом поэта Вознесенского. Встречу организовала неугомонная и всемогущая Зоя Богуславская. Ей все было под силу. Могла и Нэнси Рейган притащить в Переделкино, вот и Маркеса с женой Мерседес заполучила.

Писателей собралось негусто. Был, конечно, сам хозяин дома Андрей. Зоя мелькала, подбрасывая пирожки, заказанные в ресторане ЦДЛ, но в разговоры не вступала. Помню, сидели, ждали и томились Михаил Рощин, Леонид Зорин, Юрий Трифонов и Юрий Карякин. Томились, потому что Маркес опаздывал часа на два. Еды почти не было, но выпивка стояла. И наши мужички, конечно, разогрелись к тому моменту, как появился Габриэль, сам слегка подшофе, с женой и официальной переводчицей. Последняя была мне немного знакома, но я всегда держалась от нее подальше, полагая, что она – может быть, и вынужденно – писала подробные отчеты куда надо обо всех встречах.

Уселись за довольно скромным столом, и воцарилось какое-то тягостное молчание. Его прервал воспитанный и интеллигентный Леонид Зорин.

– Говорят, вы теперь живете на Кубе и дружите с Фиделем Кастро. Расскажите, как там идут дела, на «острове свободы».

Маркес всегда был человеком левых взглядов. Тут он, видимо, решил, что перед ним собрались обычные советские писатели, готовые петь дифирамбы Фиделю и рассыпаться перед ним самим в комплиментах. Действительно, в те годы у нас все зачитывались его романом «Сто лет одиночества». Вокруг Маркеса звучал несмолкаемый хвалебный хор: гений, «магический реализм», он открыл нам по-настоящему «пылающий континент»!

И Маркес, как мне показалось, не очень охотно начал свою речь, но потом «завелся», что называется, будто награждая нас своим мастерским писательским словом.

– Я не живу на Кубе постоянно, больше – в Мексике. Но всякий раз, приезжая в Гавану, чувствую себя как в родном доме. Столько нежности со стороны Фиделя ко мне. Фидель – это обаяние, он великолепно владеет этим искусством. Это порывы вдохновения. Это железная воля и сила воображения, которая позволяет побеждать врагов. Он – главный вдохновитель марксистской революции. У него свой язык и свой разговор для каждого в зависимости от аудитории. Он приходит всегда, чтобы победить.

– Поет лучше, чем Горький о Ленине, – довольно громко заметил Миша Рощин. Но слова его остались, естественно, без перевода.

– А как народ живет? – попытался было конкретизировать свой интерес к «острову свободы» Леня Зорин.

– Народ стал грамотным, на Кубе создана прекрасная система образования. Всем доступна бесплатная медицинская помощь на высоком уровне. Кубинцы обрели достоинство и мужественно противостоят блокаде США.

Маркес разошелся и готов был говорить и говорить… И тут вдруг насупившийся Юрий Карякин прервал писателя:

– Товарищ (он акцентировал это слово) Маркес, вы что – приехали провести с нами политинформацию? Спасибо. Ответьте только на один вопрос: если на Кубе такая райская жизнь и так прекрасно поставлено образование, почему ваши дети живут и учатся не на Кубе, а в США?

Переводчица задохнулась от возмущения и сказала, что этого она переводить не будет. Габо, понимая, что происходит что-то совершенно неожиданное – а ему это было явно интересно, – почти крикнул на нее: «Переводи!»

– Не буду.

– Но я хочу знать, что он сказал. – Маркес явно разволновался, чуя, как на охоте, что зверь пошел…

Тогда Карякин тоже почти крикнул мне: «Переводи!» Я заколебалась, и вдруг Маркес, почуяв, что выход есть, закричал уже мне: «Переводи!»

И я начала переводить, может, не так гладко, как профессиональная переводчица, но с большим удовольствием. Да еще добавляла свои замечания.

Вопрос Карякина Маркес проигнорировал, но жена его Мерседес выпалила: «Наши дети учатся не в США, а в Европе».

Карякин продолжил наступление.

– Ладно, признаю: вы – настоящий писатель. «Сто лет одиночества» прочел. Очень хорошо. У нас тоже есть свой маг слова и фантастической реальности – Фазиль Искандер. Но вот что не могу понять, как вы, извините, гоните такую пропагандистскую туфту – о борьбе кубинцев за свободу в Анголе? Экономика на Кубе в полном провале. Техника наша там гниет, безвозвратные кредиты идут на армию, готовую поддержать «революционные очаги» в Латинской Америке и в Африке. Сами кубинцы говорят, что их посылают в Анголу, как русских «на картошку».

Я, конечно, слегка «накачала» Карякина перед встречей, показав ему цикл эссе Маркеса, опубликованных в 1977 году, «Операция Карлота», посвященных военным действиям Кубы в Африке. Эти эссе перевели на многие языки и перепечатали в десятках стран. Братья Кастро, Фидель и Рауль, были заказчики и цензоры этого материала. Они остались довольны. Сам Маркес ушел на время в публицистику. «Я мечтаю о том, чтобы вся Латинская Америка стала социалистической, стену оппозиции можно преодолеть только насильственным путем». Он очень сблизился с кубинцами, выполнял их деликатные поручения и, конечно, поддерживал очаги партизанской герильи в Сальвадоре и Никарагуа. В Мексике считали его агентом кубинской разведки, «надежно прикрытым Службой безопасности президентского уровня».

Остальных участников нашей встречи волновали не столько «революционные очаги» и их поддержка Кубой, сколько преследование там интеллигенции, все более жесткая цензура и свирепые методы