Когда Ричард Киннелл впервые увидел эту картину на дворовойраспродаже в Розвуде, она его не напугала. Наоборот. Она ему сразу понравилась.Сразу заворожила. И он подумал еще, как ему повезло, что он совершенно случайнонабрел на такую замечательную штуковину, которая рождала в душе какое-тоособенное ощущение. Но уж точно – не страх. И только потом Киннелл понял(«потом, когда было уже слишком поздно», как написал бы он сам в одном из своихроманов, пользующихся у читающей публики неизменным и прямо-таки ошеломляющимуспехом), ??то ощущения, рожденные этой картиной, очень напоминали те, что ониспытывал в юности по отношению к некоторым запрещенным законом наркотическимпрепаратам.

Киннелл заехал в Розвуд по дороге из Бостона, куда егопригласили на конференцию писателей Новой Англии с эпохальным названием«Опасные стороны популярности» под эгидой PEN. Он давно уже понял, что PENумеет найти достойные темы для обсуждения. На самом деле ему это даженравилось. На таких мероприятиях он, как говорится, отдыхал душой. От Дерри доБостона было двести шестьдесят миль, но Киннелл решил, что поедет сам, на машине.Конечно, он мог бы полететь на самолете, но в последнее время работа надочередной книгой неожиданно застопорилась, и ему хотелось какое-то время побытьодному, чтобы спокойно подумать, как преодолеть творческий кризис. А тут какраз выдался подходящий случай.

На конференции Киннеллу задавали все те же вопросы, которые,по его собственному мнению, люди, близкие к литературе ужасов, вообще не должнызадавать писателю. Спрашивали, где он берет сюжеты для своих романов и небывает ли страшно ему самому, когда он работает над своей книгой. Из БостонаКиннелл выехал по мосту Тобин-Бридж и сразу свернул на шоссе № 1. Он никогда неездил по скоростным автобанам, когда хотел подумать над разрешением назревшихпроблем. Скоростные трассы вгоняли его в странное состояние: как будто ты спишьи в то же время бодрствуешь. Состояние спокойное и даже приятное, но неособенно конструктивное в творческом плане. А вот дорога, идущая по побережью,с постоянными остановками у светофоров.., она действовала на Киннелла, как песчинка,попавшая в устрицу. Создавала как раз то ненавязчивое раздражение, котороеспособствует работе мысли. А иногда даже рождает жемчужину.

Хотя критики творчества Ричарда Киннелла в жизни бы недодумались употребить это сравнение. В одном из номеров «Эсквайра» за прошлыйгод появилась статья Брэдли Симонса про «Город кошмаров». Статья начиналасьтак: «Ричард Киннелл снова порадовал многочисленных почитателей. Король ужасовиспытал очередной приступ неудержимой словесной рвоты и выдал нам энный шедевр.Сие извержение озаглавлено „Город кошмаров“.

Киннелл уже проехал через Ревир, Молден, Эверетт иНьюберипорт. Сразу за Ньюберипортом, чуть к югу от границы штатов Массачусетс иНью-Хэмпшир, располагался маленький аккуратненький городок – Розвуд. Отъехав примернона милю от центра города, Киннелл заметил, что на лужайке перед однимдвухэтажным коттеджем разложены в ряд всякие штуки явно дешевого вида. Кэлектрической плитке мутно-зеленого цвета была прикреплена картонка с надписью:«ДВОРОВАЯ РАСПРОДАЖА». По обеим сторонам узкой улицы стояли припаркованныеавтомобили. Между ними оставался тот самый проезд типа «захочешь –протиснешься», который матерно поминают нетерпеливые водители, не подверженныетаинственному обаянию дворовых распродаж в маленьких городках. Но Киннелл какраз обожал дворовые распродажи. Особенно ему нравилось рыться в коробках состарыми книгами, которые иногда попадались на этих домашних базарчиках. Онпротиснулся в узкий проезд и поставил свою «ауди» первой в линии машин,смотрящих в сторону Мэна и Нью-Хэмпшира.

На распродаже было достаточно людно. Человек десять –двенадцать бродили по донельзя замусоренной лужайке перед деревянным коттеджем,выкрашенным в серый и синий цвета. Слева от залитой бетоном дорожки, прямо наулице, стоял большой телевизор. Подставкой ему служили четыре мусорные корзины,но мусор в них, кажется, не бросали принципиально. На телевизоре красоваласьочередная картонка: «КУПИ ЧТО-НИБУДЬ – НЕ ПОЖАЛЕЕШЬ». Электрический шнур –тугой, как струна, – тянулся от телевизора в дом через распахнутую переднююдверь. Тут же, в тени большого зонта с надписью «CINZANO», стояло пластиковоекресло. В кресле сидела толстая тетка. Перед ней – маленький карточный столик скоробкой из-под сигар, перекидным блокнотом и еще одной картонкой, на которойбыло выведено от руки: «ОПЛАТА ТОЛЬКО НАЛИЧНЫМИ. ПРОДАННЫЕ ТОВАРЫ ВОЗВРАТУ НЕПОДЛЕЖАТ». Телевизор работал. Крутили очередную мыльную оперу, где все шло ктому, что красавец-герой и красавица-героиня сейчас займутся крайненебезопасным сексом. Толстая тетка мельком взглянула на Киннелла и сновауставилась в телевизор. Секунду она таращилась на экран, а потом опятьповернулась к Киннеллу. И уставилась уже на него. Причем открыв рот.

Ага, читательница-почитательница, – подумал Киннелл, оглядываялужайку в поисках картонной коробки со старыми книжками в мягких обложках,которая непременно должна была быть где-то здесь.

Книжек он не нашел. Зато увидел картину, прислоненную кгладильной доске и подпертую для устойчивости двумя пластиковыми корзинками. УКиннелла перехватило дыхание. Он сразу понял, что эту вещь он возьмет.

Сдерживая возбуждение, он небрежно шагнул к картине иопустился перед ней на одно колено. Это была акварель, безупречная с точкизрения техники. Впрочем, техника Киннелла как раз и не интересовала (что не разотмечали прилежные критики, бравшиеся за разбор его книг). В произведенияхискусства он ценил прежде всего содержание. Причем чем больше оно «пробивало»,тем лучше. Киннелл любил, чтобы произведение рождало тревогу. И, если судить потакому критерию, картина была выше всяких похвал. Стоя на коленях междупластиковыми корзинами, набитыми всякой всячиной, он провел пальцами по стеклу,закрывавшему акварель. Потом огляделся, надеясь обнаружить еще нечто подобное,но такая картина была одна – все остальное являло собой стандартный длядомашних базарчиков набор: пухлощекие куколки, молитвенно сложенные ладони ирезвящиеся собачки.

Киннелл опять стал разглядывать акварель в рамочке подстеклом. Мысленно он уже переставил свой чемодан на заднее сиденье в салоне, акартину бережно уложил в багажник.

На картине был изображен молодой человек за рулем мощнойспортивной машины – может, «гранд-ама», а может, и GTX, в общем, какой-томашины с откидным верхом – на мосту Тобин-Бридж на закате. Откидной верх былподнят, и поэтому черный автомобиль походил на недоделанный кабриолет. Молодойчеловек пристроил левую руку поверх боковой дверцы с опущенным стеклом, аправую небрежно держал на руле. Закатное небо над Тобин-Бридж в желтых и серыхподтеках с ярко-розовыми прожилками было похоже на громадный синяк. Жидкие светлыеволосы свисали сосульками на низкий лоб, молодой человек ухмылялся, и сквозьприоткрытые губы были видны его зубы. Только это были не зубы, а самыенастоящие клыки.