– За что же? – Соня стала слушать внимательнее.

– А она давно по Димону сохнет.

– Да? А… он? – не удержалась Соня.

– Он? Да не, Димону это не надо… В своей-то семье? Это ж по-серьёзному всё тогда. А на фига геморрой, он и так каждую может…

– А тебе она нравится? – спросила Соня, проглотив предыдущую реплику.

– Не отказался бы, – хмыкнул Лёха. – Формы у неё… что надо! Я пытался с ней замутить – беспонтово. Не, ну кому-то, наверно, даёт. Но мне, бл…, ни разу не перепало! Боится, небось, что Димону скажу… Не повезло, да? Другие могут, а мне – ни-ни…

Соне так и хотелось спросить, чего же он тогда распускал руки с её сестрой. Но к ним уже шёл Митя. Он подозрительно глянул на приятеля и нежно обнял Соню за талию.

– Чего вы здесь? Сонь, тут из дверей дует, пойдём.

– Я за соком ходила.

– Я бы тебе принёс.

– Ты был занят.

Ей хотелось наговорить ему кучу грубостей, но она удержалась. Остатки разума подсказывали, как глупо это будет выглядеть, как несправедливы рвущиеся с языка обвинения. К тому же – кругом посторонние.

– Димон! – Лёха полез к нему с объятьями. – Димон! Ты мой самый лучший дружбан… ты хоть и подлец хороший… женился, бросил меня одного… а вот я всё равно тебя люблю! И Соньку твою люблю!

Он сделал попытку её обнять, Соня только поморщилась, а Митя нахмурился и загородил её.

– Лёх, завязывай. Ты уже лыка не вяжешь.

– Нет… дай, я её поцелую!

– Я тебе щас поцелую! – Митя начинал злиться.

Подошли девчонки и, хохоча, утащили Лёшу танцевать.

– Чего он тут? – взгляд у мужа стал почти ревнивым.

– Так просто, трепался.

– О чем?

– О том, как хочет Наташу.

– А, ну это старая песня. А ещё?

– Про то, что Наташа хочет только тебя, – Соня смотрела на него в упор.

Митя поморщился.

– Сонь, прекрати.

– Это не я придумала, да и невооружённым взглядом видно. Она к тебе липнет, как муха.

– Брось. Она к тебе хорошо отнеслась.

– Ну да… – усмехнулась Соня, но решила не продолжать. – Так что – поговорили? Насчёт её матери?

– Да… ты знаешь, тут очень серьёзно. Блин, как мне всё это не нравится!

– А что там случилось?

– Я думал, Лариска сцену ревности закатила отцу – не впервой. А тут – другое… Ладно, потом расскажу, не хочу орать.

Действительно, чтобы разговаривать, надо было перекрикивать музыку.

Тем временем настало время десерта. Вынесли огромный торт. Соня не удивилась бы, если бы из него кто-то вылез, но этого не произошло. Зато музыку, наконец, приглушили. За столом завязался разговор – так, лёгкая болтовня. Кто-то рассказывал, как отдыхал на Кипре, кто-то называл Кипр отстоем и описывал какое-то другое место – Соня впервые слышала название. Кто-то говорил про столицу – многие собирались перебраться туда, Лёхин отец уже купил ему там квартиру.

Потом ребята ушли покурить – остался только Митя. Девушки принялись обсуждать знакомых – обычный женский трёп, ничего особенного. На Соню почти не обращали внимания, даже не смотрели в её сторону, в разговор не втягивали, и она была этому только рада.

Сначала она думала о своём, но голоса стали громче, она невольно стала прислушиваться, и… ей всё больше становилось не по себе. Она начала понимать, что зря расслабилась. А через пару минут могла поклясться, что за столом идёт показательное выступление.

Наташа очень красочно рассказывала о ком-то, не принадлежащем к их кругу.

– Слушайте, слушайте, – возбуждённо тараторила она, – смотрю – идёт! Одета – как быдло, «made in China». Ноги – кривые, а мини нацепила. Парикмахеру её – вообще руки оторвать надо. Кожа… ну, вы знаете… Вечная аллергия, бегемот отдыхает. Плоская, как доска – а вырез до пупа. Это что – чтобы жальче было, что ли? Короче, лохушка лохушкой. И чё она там покупала, ей же на колготки в том бутике не хватит! Подходит такая… Ну, я в душе уже валяюсь от смеха… А сама ей: «Как дела? Что такая бледная? Не отдыхала, наверное, летом?» А она: «Загорать сейчас вредно! Солнечные лучи… кожа не восстанавливается…» Ну да, думаю, твоя-то точно не восстановится.

Общий хохот.

– Ещё бы она отдыхала! – сказала одна из девушек. – Виктор её бросил, а в Эмираты рванул с Маришей…

– У Маришки хоть вкус есть. Правда, она дура, – высказалась другая девушка.

– Дура – дурой, а раскрутила его на пять звёзд… – хихикнула третья.

– Нет, слушайте дальше! – в нетерпении перебила их Наташа. – Она меня спрашивает, давно ли я его видела… Даже не стесняется! Я хотела ей сказать – а ты что думала, он тебя подобрал, сейчас оденет и домой приведёт? Такой парень, как Виктор?

Все снова захохотали. Соне показалось, что Наташа бросила на неё испытующий взгляд – как будто проверяла реакцию. Да и остальные тоже поглядывали – словно невзначай.

– Да никто и не понял, чего он с ней вдруг… – пожала плечами та, что назвала Маришку дурой.

– Да она просто легла под него по пьянке, а ему-то что – плохо? Попользовал немного, и хватит, – ответили с другого конца стола.

Нет, одно из двух: или у Сони паранойя, или здесь – заговор. Роли распределены, каждый знает слова… Она чувствовала, как холодеют руки.

– Ну, подождите! – уже разозлилась Наташа. – Сейчас самое интересное. Я, говорит, машину купила. Да ты что, говорю, и что же за тачка? Да вот, говорит… И показывает… Ой, умора, девочки, держитесь крепче… я даже сразу не поняла, что это её! «Дэу Матиз»! И то, небось, всю жизнь копила…

Видимо, это стало кульминацией рассказа – потому что дальнейшая сцена напоминала гоголевского «Ревизора» – кто-то застыл в безмолвном ужасе, кто-то подавился от смеха, кто-то сполз под стол – в общем, каждый сыграл, как сумел.

– А как они вообще с Виктором пересеклись-то? Они же – небо и земля! – спросила та девушка, что говорила про Эмираты, когда всем надоело кривляться.

– Понятия не имею. Недоразумение в природе – бывают же у парней такие залёты! Ну, хоть быстро опомнился…

– Да потом – она старше на целых четыре года, это же так заметно, у неё под глазами – гусиные лапки…

– Какие гусиные лапки… у неё там уже борозды! Впору подтяжку делать.

– Так он, видать, в темноте с ней перепихнулся, – хмыкнул кто-то.

Соня не выдержала и посмотрела на Митю. Тот безмятежно, слегка насмешливо улыбался – видимо, почти не слушал их трёп, смотрел на девчонок снисходительно и слегка иронично. То, насколько этот рассказ может быть связан с его личной жизнью, ему даже в голову не приходило. А Соня была уверена – каждое или почти каждое слово здесь про них.