В семь часов утра доктор поднялся.

– Полагаю, теперь он выздоровеет, – сказал он улыбаясь и объяснил матери, как вытащить трубку. – Через десять дней все заживет и малыш будет как новенький.

Теперь в ее глазах был не ужас, а невыразимая, трогательная благодарность.

Запрягли лошадь, развернули двуколку. Все стоя выпили чая. Дождь давно прекратился. В половине восьмого Хислоп с Джейми отправились обратно, навстречу бледной славе утра. Джейми стал на удивление разговорчив: тут и там ронял дружелюбные словечки, которые ласкали слух доктора.

Около девяти часов Хислоп, усталый, небритый, сжимая свой заляпанный грязью саквояж, вошел в столовую Арден-Хауса. Камерон уже был там, свежий, как новая монета, что-то напевающий в процессе инспекции блюда из бекона с яйцами. Он осмотрел с головы до ног нового ассистента, затем с искорками в глазах объявил:

– По крайней мере одна хорошая вещь случилась – крещение твоего саквояжа.

И они вместе сели завтракать.

«Мэри-Присмотри-За-Ребенком» – так называл ее доктор Хислоп, хотя ее звали Мэри Рейли. Когда он отправлялся по вызовам и заставал ее у входа в Колледж-Корт с огромным ребенком на тоненьких руках, то весело кричал:

– А как сегодня Мэри присматривает за ребенком?

Ее глаза улыбались ему в ответ, эти большие серьезные глаза, которые казались огромными на ее маленьком личике. Затем она покрепче подтягивала рваный конец шали, с помощью которой к ее маленькой худенькой фигурке был привязан ребенок, и смущенно отвечала:

– Хорошо!

Семья Рейли жила в Колледж-Корте, в этих худших из трущоб Ливенфорда – крольчатнике из многоквартирных домов с единственным входом через сырой и плохо освещенный «лаз». В одном из этих домов, то есть в одном из помещений этой убогой обители, и жила семья Рейли. Она была большой, семья Рейли. На самом деле можно даже сказать, что по отношению к общей площади своих владений семья Рейли была огромной.

Если быть точным, она состояла из матери, отца и девяти детей. Из них пятнадцатилетняя Мэри была самой старшей, а шестимесячный Джози – самым младшим, хотя, когда Мэри и Джози были вместе, а на самом деле всегда, разница в их возрасте не казалась столь очевидной, ведь Мэри выглядела такой маленькой, а младенец – таким большим.

Рейли были иммигрантами из Ирландии, которые во главе с бравым Пэдди, как называли отца семейства его близкие, приехали в Ливенфорд из графства Уэксфорд в поисках счастья. Пэдди был неплохим парнем – дюжий здоровяк, он работал на верфи. Но у Пэдди была одна потребность, здоровая потребность, для которой – увы! – его заработка явно не хватало. В результате в дни получки Пэдди бывал пьян и, довольный тем, что заработал, горланил ирландские песни, покуда горючая сентиментальная слеза не скатывалась по его щеке.

Тереза, жена Пэдди, тоже часто всхлипывала в таких случаях. Но она никогда не упрекала своего супруга. «А что, нормально, черти рогатые, – как человеку не принять, когда ему нужно». Ленивая, бестолковая, добродушная распустеха – такой и была Тереза Рейли, в расстегнутой блузке, простоволосая, без остановки мелющая языком. Она сплетничала целыми часами под бесконечные чаи, чтобы затем, вдруг бросив взгляд на обшарпанный будильник, всполошиться: «Силы небесные, времени-то сколько! Мэри, присмотри за ребенком, пока я приготовлю ломтик бекона к чаю для твоего папаши».

Конечно, Мэри уже и так присматривала за ребенком, а подчас и поджаривала бекон к чаю для отца. Потому Мэри и была самой худой в семье Рейли. Бо́льшая часть домашних дел была на ней: приготовить еду, отвести младших в школу – это все она. И помимо всего прочего, она заботилась о малыше. Ибо Мэри любила его. Нет, не любила – она его обожала.

Именно в связи с рождением ребенка доктор Хислоп и встретился впервые с Мэри. Обычно дети Терезы появлялись на свет, как маленькие кролики, – без всякой посторонней помощи или, самое большее, при миссис Нивен, якобы городской повитухи, стоящей рядом при родах. Но с малышом Джози все было иначе. Джози был единственным из всех детей Рейли, чье рождение удостоилось участия врача. Поскольку, как уже было сказано, в городе появился Хислоп. И именно Мэри пришла за ним в Арден-Хаус.

Когда Хислоп впервые увидел эту худенькую маленькую девочку, которая, запыхавшись от бега, стояла на пороге с просьбой помочь ее маме, то был в весьма скверном состоянии. Камерон был в отпуске в Ротсее, и всю минувшую неделю Хислоп не знал продыха. Три ночи подряд его будили, чтобы он принял роды, и вот еще одни!

– У меня нет в записях этого вызова, – сердито заявил он.

– Госпожа Нивен говорит, что вы должны прийти, – хватая ртом воздух, проговорила Мэри.

– Госпожа Нивен! – взорвался доктор. – А что хорошего в госпоже Нивен?

– Ничего хорошего, – согласилась девочка, умоляюще глядя на него своими большими серьезными глазами. – Но вы хороший. Вы ужасно хороший. Вы должны прийти и помочь моей мамочке. Я заплачу вам, когда пойду на работу. Я все вам заплачу, клянусь, заплачу!

И в дополнение к этой мольбе, она положила свою тоненькую руку на его рукав.

Хислоп кипел от возмущения, но ему действительно нужно было идти. Какое-то качество в этой девочке с чумазым личиком заставило его поступить вопреки самому себе. Он последовал за ней в Колледж-Корт.

Таким образом, с самого начала Хислоп почувствовал силу духа Мэри. Но чем больше он узнавал о ней, тем больше приходил в изумление. Она ухаживала за своей матерью в долгие «критические дни». То же касалось и малыша – Мэри ухаживала за ним. Ее осведомленность была поистине удивительной. У нее было основополагающее знание, характерное для ребенка из трущоб, – незамутненное знание тайн жизни в смеси с невинным и возвышенным настроем ума. Эти широко раскрытые глаза мадонны на чумазом некрасивом личике хранили мудрость и чистоту веков. И более того, в них был бездонный источник любви.

Хислоп часто обсуждал это с викарием церкви Святого Патрика. Они были лучшими друзьями, отец Сканлэн и он. Они вместе играли в гольф на девятилуночном поле Ливенфорда, а потом, в клубе за чаем, разговор нередко заходил о Мэри Рейли.

– Она мать, – говорил Сканлэн, – идеальная маленькая мать. Вот сила, которая наполняет ее жизнь.

Молодой доктор действительно полюбил эту удивительную девочку, которая светилась в убогом окружении, как никем не замеченный редкий драгоценный камень в сточной канаве.

Когда Джози исполнилось шесть месяцев, Хислоп остановился у «лаза» в Колледж-Корт. Мэри, как обычно, была там – присматривала за ребенком.

– Кстати, Мэри, хочу тебе что-нибудь подарить, – без обиняков заявил доктор. – Знаешь, ты была такой молодчиной – помогала мне, как ты умеешь. Ну скажи, чего бы тебе хотелось?

Серьезно глядя на него, она улыбнулась. Никаких возражений, никакого застенчивого жеманства или просьб о шоколаде!