Очень сильно по богатой элите ударили не только отмены феодальных повинностей, но особенно национализация церковного имущества и последующая конфискация поместий эмигрантов и политических противников. Массовая мобилизация 1793 года потребовала привлечения больших средств: в Париже и в разных департаментах богатым были навязаны принудительные сборы. Местные революционные комитеты составляли списки подходящих плательщиков, которые были обязаны передать указанные суммы в течение месяца. Незаконным, но крайне эффективным средством поживиться за счет богачей были дополнительные местные налоги. Во время якобинского террора за решетку по подозрению в укрывании запасов или спекуляции были брошены тысячи человек. Лишь в одном Париже революционный трибунал назначил по таким обвинениям 181 смертный приговор. То, что имущество приговоренных переходило в руки государства, служило дополнительным стимулом для поиска и преследования подобных жертв. Цитата в подзаголовке данной главки позаимствована из речи делегата Жозефа ле Бона, который заявил:

Все больше дворян покидало Францию. В целом в эмиграцию отправились 16 000 человек, более десятой части всего дворянского сословия. В 1792 году разразились массовые репрессии против дворянства. На следующий год правительство распорядилось сжечь свидетельства о знатном происхождении и документы о феодальных привилегиях. Потеряла свои жизни относительно небольшая часть аристократов: к знати принадлежали лишь 1158 из 16 594 приговоренных к смертной казни чрезвычайными трибуналами, то есть менее 1 % этого сословия. Тем не менее эта доля со временем росла, достигнув пика во время Большого террора (1793–1794). Из 1300 обезглавленных трупов, которые были похоронены за шесть недель июня и июля 1794 года в двух ямах в бывшем монастырском саду Пикпюс у восточных ворот Парижа, более трети принадлежали аристократам, в том числе принцам, принцессам, герцогам, а также различным министрам, генералам и высокопоставленным чиновникам. Остальные казненные были простолюдинами на службе знати[318].

Дворяне, оставшиеся во Франции и выжившие, не только радовались тому, что сохранили головы на плечах, но и подсчитывали свои потери. Граф Дюфор де Шеверни писал:

Поскольку революция не щадила богачей и благоприятствовала беднякам, можно было бы ожидать какого-то выравнивания. Но хотя общее направление тенденции и ясно, размах ее определить трудно. Что касается распределения доходов, то отмена всех феодальных обязательств должна была оказать положительный эффект на работников и отрицательный – на дворян. Массовая военная мобилизация также, как правило, повышала реальные заработные платы. По одной из оценок, реальные заработные платы взрослых мужчин в сельской местности с 1789 по 1795 год поднялись на треть. В одном департаменте на западе Франции доля сборщиков урожая увеличилась с одной шестой до одной пятой. Есть сведения и о подъеме реальных заработных плат городских рабочих: с 1780-х по 1800-е годы зарплаты росли быстрее цен на зерно[320].

Что касается распределения богатства, то изменения в распределении земли также указывают на смягчение неравенства. В одном новом департаменте, в котором в 1788 году духовенство и знать владели 42 % земли, эта доля к 1802-му упала на 12 %, а доля крестьян выросла с 30 до 42 % – но это также говорит о том, что больше всех выиграли средние группы. В одной выборке с юга Франции доля крестьян, владений которых было недостаточно для существования без дополнительных заработков или благотворительности, упала с 46 до 38 %, а доля тех, кто имел такие владения, выросла с 20 до 32 %. В долгой перспективе такие перераспределения консолидировали мелкие фермы и мелких землевладельцев, обеспечивая их выживание, даже несмотря на бедность. Между тем к радикальному перераспределению земли реформа не привела. Во многих департаментах при Наполеоне крупнейшие землевладельцы принадлежали к тем же семьям, что и до революции, а от одной пятой до четверти земель, потерянных из-за конфискаций, были снова выкуплены членами семьи. Безвозвратно знать потеряла только десятую часть всех своих земель[321].

Героическая попытка Кристиана Моррисона и Уэйна Снайдера оценить перемены в распределении доходов во Франции позволяет говорить об уменьшении самых верхних и о росте самых нижних доходов (табл. 8.1)[322].

Табл. 8.1. Доли дохода во Франции, 1780–1866

Одна из проблем такого сравнения заключается в том, что оно ограничивается распределением дохода от труда и исключает доли рантье из элиты. Более существенно, пожалуй, то, что эти оценки не разграничивают влияния революционного периода (1789–1799), последующей эпохи правления Наполеона и восстановления монархии Бурбонов. Поэтому невозможно утверждать, в какой мере изначальное выравнивание – в период интенсивных реформ первой половины 1790-х – было более выраженным, чем предполагают эти цифры. Например, последователи Наполеона выкупали земли, которые могли бы достаться беднякам, а при Бурбонах 25 000 семейств, среди которых было множество представителей знати, получили компенсации за революционную экспроприацию. Вполне возможно, что распределение доходов в 1790-х на недолгое время сжалось и было ниже, чем поколение спустя[323].