Не избежали чисток и города Китая. На ранних стадиях революционных реформ по частному бизнесу ударили инфляционное увеличение зарплат и карательные налоги; большинство иностранных предприятий были изгнаны из страны. В январе 1952 года, когда земельная реформа по большей части была уже завершена, партия начала кампанию против городской «буржуазии». Применяя уже испытанные в деревне методы, она поощряла проведение собраний, на которых рабочие клеймили управляющих и угрожали им физической расправой. И хотя непосредственные убийства оставались сравнительно редкими, часто применялись побои и лишение сна; сотни тысяч были доведены до самоубийства. И опять-таки государство установило квоты: разобраться предстояло с 5 % самой реакционной «буржуазии» и, возможно, казнить 1 %. Всего был убит 1 миллион человек и 2,5 миллиона отправлены в лагеря. Остальные отделались штрафами, пошедшими на финансирование войны в Корее. Была тщательно расследована деятельность почти половины всех мелких предприятий, и треть владельцев и управляющих были признаны виновными в мошенничестве. К концу 1953 года промышленники, уже подвергавшиеся очень высоким налогам, были вынуждены окончательно передать весь свой капитал государству. И опять-таки в процессе многие из них расстались с жизнью[305].

Последующая коллективизация сельских хозяйств в 1955 и 1956 годах еще более размыла экономическую дифференциацию: доля сельских семей, входивших в кооперативы, увеличилась с 14 до более 90 %, а частные участки были ограничены 5 % общей площади земель. К 1956 году было национализировано большинство крупных и мелких промышленных предприятий – во многом благодаря тому, что владельцев 800 000 из них уговорили «добровольно» расстаться со своей собственностью и передать ее государству. Начиная с 1955 года расширяющаяся система распределения продуктов питания, одежды и различных потребительских товаров помогала сохранять равенство, достигнутое такими жестокими мерами[306].

Все эти насильственные интервенции вскоре померкли перед лицом ужасов «Большого скачка», проводимого с 1959 по 1961 год; массовый голод, вызванный неудачными действиями правительства, унес от 20 до 40 миллионов жизней. Но государство распоряжалось жизнями своих граждан и напрямую: к концу маоистского периода правительство казнило или довело до самоубийства от 6 до 10 миллионов китайцев и еще около 50 миллионов отправило в трудовые лагеря, где 20 миллионов из них погибли[307].

Таким образом жестокость, сопровождавшая земельную реформу и экспроприацию городской промышленности и коммерции, стала лишь частью еще более крупномасштабной волны насилия, развязанного коммунистическим руководством. Наградой было значительное выравнивание прежнего неравномерного распределения доходов и богатства. Коэффициент Джини рыночного дохода Китая до революции практически неизвестен, хотя в 1930-х годах он не должен был превышать 0,4. Его изменение в первые годы коммунистической революции также неизвестно, но в 1976 году, в год смерти Мао Цзэдуна, он составлял 0,31; к 1984 году он упал до 0,23. Коэффициент Джини городского дохода около 1980 года и вовсе составлял 0,16. Экономическая либерализация радикально изменила такую тенденцию: за следующие двадцать лет коэффициент Джини национального дохода вырос более чем вдвое – с 0,23 до 0,51. Сегодня он, возможно, даже еще выше – 0,55. Более того, коэффициент Джини общего богатства семей с 1990 по 2012 год вырос с 0,45 до 0,73. По большей части эта декомпрессия обусловлена расхождением между городом и деревней и региональными вариациями, на что сильно влияет правительственная политика. Особенно поразительно то, что неравенство в Китае превысило уровень, типичный для страны с таким доходом на душу населения, как в Китае, что ставит под сомнения надежды последователей Саймона Кузнеца на то, что интенсивный экономический рост со временем снизит неравенство, увеличившееся на раннем этапе экономического развития. Учитывая, что население Китая составляет примерно пятую часть мирового, его пример служит фундаментальным исключением, подчеркивающим важность других факторов, помимо экономического роста, в формировании распределения доходов. Как сокращение, так и расширение неравенства дохода и богатства в Китае за последние восемьдесят лет в конечном итоге определялись политическими факторами, а в первую половину этого периода – и вовсе грубым насилием[308].

«Новый народ»: другие коммунистические революции

Схожее выравнивание наблюдалось и в других странах, где во время советской оккупации или в результате революций установилось правление коммунистических партий. В Северном Вьетнаме процесс следовал по китайскому образцу, хотя и с гораздо меньшей жестокостью. Неравенство землевладения было значительным: в 1945 году около 3 % населения владело четвертью всех земель. Первые политические меры с 1945 по 1953 год носили в основном ненасильственный характер: предпочтение отдавалось перепродаже, сокращению ренты и карательно-прогрессивному налогообложению помещиков, а не конфискациям и реквизициям. Особенно сильно били по крупным землевладельцам налоги, номинально составлявшие 30–50 %, но по сути приближавшиеся к 100 % после дополнительных сборов. Это побуждало землевладельцев продавать или уступать землю арендаторам-издольщикам. Доля помещиков значительно снизилась – с 3 %, владеющих четвертью земель, до 2 %, владеющих 10–17 %. Однако начиная с 1953 года партийное руководство стало более активно пользоваться китайской моделью. На повестку дня вышла мобилизация крестьян, разоблачительные собрания которых организовывались на уровне деревень. Для каждого района политбюро устанавливало квоты «деспотических помещиков», подлежащих наказанию. Законодательство земельной реформы призывало к экспроприации самых «деспотичных» из богатых и к принудительному выкупу земли в обмен на символическую компенсацию у других. И хотя «богатых крестьян» предполагалось не трогать, из-за нехватки на местах «помещиков» они тоже подвергались преследованию, если «эксплуатировали землю феодальными методами» (то есть сдавали в аренду), в каковом случае их тоже вынуждали продавать свою землю.

После поражения французов в 1954 году около 800 000 человек переехали с севера на юг, среди них – непропорционально большое число богатых. Освобожденная таким образом земля была передана бедным. С 1953 по 1956 год санкционированное государством насилие постепенно нарастало. Как и в Китае, многие «помещики» – в эту категорию попали 5 % населения – были оставлены с участками меньше среднего и были заклеймены как изгои. Но в отличие от Китая казнили не более нескольких тысяч. Перераспределение производилось с учетом потребностей домохозяйств, что выразилось в достаточно равномерном распределении земли (за исключением «помещиков», которым оставили меньше всего); бедные же от такой схемы выиграли больше всех. Как и в Советском Союзе и в Китае, вслед за выравниванием вскоре последовала коллективизация, в результате которой кооперативы заняли 90 % обрабатываемых площадей. После 1975 года эта политика была распространена и на юг страны. Земли «помещиков» и церкви экспроприировались, частный бизнес национализировался без компенсаций[309].