— Завтра в Центре надо быть к двенадцати, — говорит Эрика. — Предлагаю выехать в девять и пройтись по магазинам. За счет фирмы, разумеется.

Я, естественно, согласна.

— И вот еще, — продолжает она, — папа остался без сиделки. И ни одна кандидатка из присланных агентством вчера и сегодня, ему не подошла. А твои сырники ему запомнились; может, ты какое-то время присмотришь за ним? Разумеется, не за спасибо. Он не совсем уж немощный, но помощь и компания ему нужны.

— Конечно, хоть скучно не будет, — соглашаюсь я.

Она хмыкает в ответ. Подошедший мужчина оказывается бессменным Федором. Передаю ему Эрику и ее палочку.

— Жди здесь, я тебя провожу назад, — бросает он мне.

Через несколько минут он возвращается; идем в темноту к домику.

— Зря ты согласилась, — вдруг говорит Федя. — Знаешь, почему прежнюю сиделку ушли? Она отказалась старому козлу делать интимный массаж. Я советовал тебе быть скромнее, а ты с эксклюзивными блинчиками...

Сырниками, — хочется поправить. Я слегка напрягаюсь от его сообщения, но только слегка. В сравнении с моим согласием растить внутри себя чужого ребенка, многое другое кажется не таким уж и шокирующим. Дедушка хотел ненадолго почувствовать себя молодым, только и всего. Правда, мне до этого нет никакого дела.

Федор входит вслед за мной внутрь домика. Закрываю жалюзи, включаю свет. Уже поздно; что ему еще?

— Мне что-то угрожает?

— Нет, точно нет! У Рафика сейчас большие проблемы с ФАС; хорошо, что ты не успела начать у него работать.

— Я рада.

Какой-то Федя разговорчивый сегодня. Он вдруг ослабляет и стягивает через голову галстук, потом кладет его на пол. Медленно, не сводя глаз с меня и напряженно улыбаясь, расстегивает пиджак, достает пистолет и осторожно кладет его на стол. Я смотрю на охранника и на камеру над ним, не понимая, что за провокация сейчас происходит.

Чуть быстрее он снимает пиджак и кожаную кобуру на ремнях. Расстегивает, оторвав несколько пуговиц, рубашку, снимает и отшвыривает ее. Его торс и плечи бугрятся мышцами, кожа сияет. Он достает из кармана брюк пакетик с презервативом и, помахивая им, медленно приближается ко мне.

— Я узнал, — говорит он хрипло, в полный голос, — что подсадка эмбриона будет еще очень не скоро. Если вообще будет — у хозяйки проблемы.

Значит, и деньги для Ксюши будут не скоро?! Отступаю от него, в немом ужасе раскрывая рот и указывая на камеру.

— Я выключил здесь микрофоны и камеры — на заставке идет повтор того, как ты спишь, вскрикивая во сне и обнимая одеяло. Позволь себя любить! Я не могу забыть нашу первую встречу. Я свободен и еще никого так не хотел. Музыку включишь?

Залепляю ему пощечину. А рука у меня сильная. Остановился, хватается за челюсть. Не ожидал. По выражению глаз думаю — может и ударить в ответ. Отступаю еще и, опережая, выпускаю в его сторону струю минералки из новой бутылки; отдельные капли точно долетели.

— Я тебя не приглашала! И на мне вроде нигде не написано, что я — проститутка. Может, у тебя с другими нахрапом получается: с шашкой, на коне и в атаку. Со мной такое не пройдет!

Вообще у тебя явно профессиональная деформация. Сидишь сутками, подглядывая за всеми, и какие-то выводы делаешь. На улицу иногда выходи, мозги проветривай.

— Я видел, как ты на Игоря смотришь, — шипит Федя, опуская руку. Неслабо, оказывается, я его приложила — щека красная, верхняя губа над клыком чуть рассечена.

— Думаешь, он тебя захочет? Стоит ему свистнуть — знаешь, какие девочки классные прибегут? Забор штурмовать полезут, и колючка с током не остановит.

Стоит, набычившись. Не пришлось бы мне уходить.

— Ты, похоже, еще не знаешь, что такое будущая мать, — говорю. — Никогда не сталкивался? И суррогатная в том числе. Это как теплица, в которой выращивают нежные плоды — температура должна быть постоянная, правильное питание и никаких стрессов. Для меня плоды — это дети. И никто, кроме плодов, меня сейчас не интересует. Уходи, пожалуйста, Федя. Тебя здесь не было.

Я открываю ему дверь. Показалось — тень мелькнула перед крыльцом. Человек? Кто?! Или, может быть, всего лишь большая собака, их на ночь выпускают. Федор подбирает свои вещи и уходит; ничего, оденется по дороге, идти довольно долго. Стоячий «профиль» в его брюках очень убедительно выглядит, но я лично сюда не за этим пришла.

Звоню своим, слушаю о крошечном прогрессе у Ксюши, улыбаюсь. Еще есть время, все как-нибудь сложится. Федя мог сгустить краски, чтобы показать свою значимость. Сиделкой на время буду. Достаю из сумки маленькую иконку, читаю молитву за детей, как будто у меня их уже, как минимум, двое. Почему-то кажется, что все будет хорошо.

Вдруг вспоминаю, как Федор сказал «камеры», то есть во множественном числе, а я видела только одну! Мне нужно личное пространство. Хожу по домику, ищу, в первую очередь, под потолком, подсвечиваю фонариком — нет, нигде больше нет. Помню, он говорил, что у камеры над столом угол обзора узкий, но он каким-то образом видел меня спящей на постели, даже, возможно, в полный рост.

Кровать стоит у стены сбоку. На противоположной стене установлены два уровня электрических розеток, второй — высоковато, пожалуй, для постоянного использования. Придвигаю стул, забираюсь и вижу: в одной из розеток входные отверстия не совсем обычные. Так и хочется вставить что-то твердое и шарахнуть тяжелым, чтобы внутри разбить глазок камеры, если это он. Но меня с детства учили не совать ничего в розетку, поэтому я ограничиваюсь заклеиванием ее несколькими слоями скотча.

Санузел маленький, в нем удается детально осмотреть каждый сантиметр — камер точно не видно. Разве что в вентиляции за частой решеткой. На всякий случай влезаю под потолок и заклеиваю решетку. Пусть лучше грибок заведется, чем Федор будет изучать мой голый зад. Третью обнаруженную камеру — в прихожей — я не трогаю, чтобы не оставить парня совсем без работы.

Ну вот, можно спать. Лежу и, несмотря на тревогу, чувствую, что губы расплылись в улыбке: а ведь приятно вызывать у мужчины такое яркое желание! Фигура у него классная. Он мне ведь фактически мужской стриптиз показывал, только музыки не хватало! А я, неблагодарная, не оценила, по физиономии ему съездила.

Интересно — что мне сегодня будет сниться?

Игорь.

Взбегаю по лестнице. Как здесь тихо и темно.

— Эри, я уже иду. Ты меня ждешь?

Пауза.

— Да, дорогой.

Скидываю одежду. Как в армии — успеть, пока не догорит спичка.

— Эри, не спи!

Пауза.

Пауза.

— Я не сплю.

Какое там не спит! Прыгаю к ней под одеяло, обнимаю, целую — уже не реагирует.