Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ехал медленно, чтобы машины впереди нас уехали подальше. Теперь следовавшие за нами машины начали выстраиваться в хвост позади двух полицейских автомобилей без опознавательных знаков. Хорошая изоляция; разделительным ограждением дороги здесь служили бетонные блоки и металлические перила. Я прибавил скорость. Опасная ситуация может возникнуть, когда мы проедем первый мост, тогда нас будет легче окружить.
— …и после фейерверков, помнишь те дни, когда не было телевидения, никто больше не тревожил эту даму. И потом до самой ее смерти даже в церкви во время службы люди не боялись садиться с ней рядом на одну скамью. Имей в виду, что это были соседи, которых она знала почти восемьдесят лет; их просто чудесным образом убедили, и все.
Мы двигались по длинному мосту, скорость была хорошей, опасность могла нам грозить разве что с вертолета. Слева открывались два потрясающих вида Америки: в восемь вечера — центр Майами, светящийся в тропической ночи; в одиннадцать — темное море на мерцающем фоне Майами Бич.
— И все же почему ты стал священником? Ты мне вроде никогда не рассказывал об этом.
— Я не очень люблю говорить на эту тему; люди видят кардинала и думают, что он таким родился. Говорят, что это — призвание. Полагаю, это правда, но, что касается меня, прежде чем принять решение, я много размышлял о церкви и никакого призвания не чувствовал. Я вырос в обеспеченной семье на острове, где царила ужасающая нищета. Постоянная смена правительств, насилие, вереница никчемных «измов», но ничего не менялось. Я сказал себе: «Это неправильно, должен быть другой, лучший путь. И я помогу найти его». Я держал в голове эту мысль, рассматривая четыре наиболее значимые области в латиноамериканском мире: политика, бизнес, церковь и армия. Ни одна из остальных трех областей мне не приглянулась. Короче говоря, я стал священником. Мне нравилось быть приходским священником, но я стал епископом; хотелось бы мне снова вернуть те времена.
— Зато теперь у тебя дома ребятня пишет твое имя на стенах лачуг: «Рико — в президенты».
— Они просто прелесть, но если меня когда-нибудь попросят, я объясню, что я кардинал; кардиналы не могут быть президентами. Они — не политики.
— Черта с два.
Рико рассмеялся.
— По крайней мере, не в традиционном понимании этого слова.
Как только мы проехали мост, стоявший справа на обочине мусоровоз с включенными мигающими сигнальными огнями пришел в движение, медленно выехал на дорогу и грузно двинулся по моей полосе. Все, что мне оставалось, — это замедлить ход, и моя правая рука рефлекторно скользнула с руля к пистолету. Из автомобильной пробки позади нас разгневанный водитель, вероятно турист, принялся сигналить и мигать фарами машине сопровождения в левом ряду. В наружное зеркало я со сдержанной улыбкой наблюдал, как Бенес отвечает любителю погудеть характерным жестом, согнув в локте руку.
Водитель мусоровоза соблюдал все правила и хорошо вел машину. Он еще раз включил поворотники и с грохотом перестроился в левый ряд. Я решил, что он маневрирует, чтобы развернуться у Морского стадиона и направиться обратно к городу.
Это была моя трагическая ошибка. Надо было подумать о том, что может делать мусоровоз в полночь на Рикенбакерской дамбе.
Водитель мусоровоза вдруг резко затормозил. Мы с Рико обогнали его, успев только заметить, как огромный кузов мусоровоза поднялся, а сам грузовик начал разворачиваться вправо, занимая обе полосы. — Что происходит? — тревожно вскрикнул Рико. Какие-то канистры посыпались из кузова мусоровоза на дорогу, словно бомбы из хвостового отсека бомбардировщика.
У Слейда и Бенеса не было ни единого шанса. Они оказались почти под грузовиком, когда из него выкатывались канистры и позади мусоровоза вспыхнул сжигающий все на своем пути поток огня. Даже годы спустя я отчетливо помню скрежет металла от врезавшихся друг в друга машин. Хотя, возможно, все это плод моего воображения.
Рико на переднем сиденье повернулся, почти опустившись на колени, и изумленно смотрел назад, на бойню.
— Господи, прости их и спаси! — произнес он нараспев. Краем глаза я увидел, как он совершает крестное знамение.
Какой-то отчаянный водитель попытался объехать мусоровоз справа. Грузовик, словно слон, отмахивающийся от назойливой мухи, врезался в бок автомобиля, вдавив его в ограждение. Кузов машины заскрежетал словно в агонии, пока мусоровоз не опустил его. Затем автомобиль вывернул обратно на дорогу и был засыпан тоннами горящих обломков.
— О Dios,[16]прости их и защити нас, грешников.
Кардинал кричал на смеси английского и испанского.
— На помощь! На помощь! — орал я по рации, понимая, что помощь не сможет прибыть вовремя.
Слепящий свет фар мусоровоза буравил сзади наш седан. Я видел, как кузов грузовика опустился, и нажал на педаль газа. Откуда-то сверху, от кабины мусоровоза, раздались выстрелы. Тот, кто сбросил канистры из кузова, теперь палил по нам. Движение по встречной полосе было остановлено, люди, вышедшие поглазеть на ужасный пожар, бежали, чтобы оказать помощь.
— Пригнись, Рико, пригнись.
Кардинал упал под переднее сиденье, когда первые пули пробили кузов седана. Я начал уходить зигзагами. Будь дело только в мусоровозе, мы, возможно, и ушли бы.
По крайней мере впереди дорога была свободна. Дамба в этом месте расширялась, справа оказалась очередная парковка, по которой я и рванул параллельно дороге, чтобы расстроить планы водителя мусоровоза.
Однако в следующие секунды я понял, что мусоровоз просто загонял добычу туда, где охотник мог убить ее. Охотник был прямо перед нами.
Фары высвечивали пространство приблизительно на сотню метров вперед. Я видел очертания пикапа, на крыше которого находилось нечто, напоминавшее сопло. Не брандспойт, а что-то вроде пулемета или закрепленной на крыше автоматической винтовки. Самодельное самоходное противотанковое орудие для уничтожения маломощного городского седана, внутри которого, как в ловушке, находились два заложника нарковойны.
— Отец наш, сущий на небесах!.. — молился Рико.
— …да святится имя Твое, — безмолвно продолжил я.
В ушах стучало, кровь бурлила. Я вдавил педаль газа в пол и помчался за светом наших собственных фар прямо на приближавшийся пикап.
Легкая добыча. Детская забава.
— …да приидет царствие Твое…
Добровольное самоубийство.
— …да будет воля Твоя…
Последняя карта.
— …и на земле…
Я знал, что мне придется сделать. Я должен оказаться точно на прямой между мусоровозом и пикапом. Тогда одному из них придется прекратить стрельбу, иначе риск перестрелять друг друга окажется слишком велик.
— …как на небе…
Всего несколько секунд. Правая рука и руль теперь были единым целым. Я не должен дрогнуть. Я не дрогну, даже если для этого нужно будет остановить сердце. Я, безумный гринго, собирался развить максимальную скорость, на которую только был способен автомобиль, и въехать прямо в пикап. Стрелок над кабиной и водитель должны были понимать это.