— Я знаютеперь, он выживет и поправится, — тихо произнесла она. — Все будетхорошо.

— Мы надеемсяна это, — шепнул Маттео ей на ухо. — А теперь я отвезу тебя домой.

Он взял ее подруку, и она послушно последовала за ним. Санитар провел Марию и доктора Спадупо лабиринту больничных коридоров. Они вошли в лифт и спустились на первыйэтаж.

— Я васвыведу через сад, — объяснил санитар. — Это окольный путь, зато мыизбежим встречи с любопытными и с прессой.

Повернув в длинныйбоковой коридор, Мария увидела Сару и Джордано Сачердоте, поглощенных спором сочень элегантной и стройной дамой. Они стояли у автомата с газированной водой.Незнакомая дама, по виду настоящая аристократка, выделялась на фоне больничногокоридора: обшарпанные стены, картонные стаканчики, валяющиеся на полу средиокурков и целлофановых оберток от бутербродов.

— Мне оченьжаль, мадам Онфлер, — говорил Джордано, — но я ничем не могу вампомочь.

Менеджер командывыглядел взбешенным, видно было, что он едва сдерживается. Он говорил на французском,хорошо знакомом Марии. Обычно приветливая, Сара тоже смотрела весьма неласково.Незнакомка, которую Мария видела только со спины, явно была воинственнонастроена.

— Обоже, — Мария замерла как вкопанная и прижалась к Маттео, ища защиты.

Санитар вопросительносмотрел на них, не решаясь задавать вопросы.

— И не смейтеназывать меня «мадам Онфлер», — раздраженно проговорила женщина. — Я— мадам Вернати, законная жена Мистраля Вернати. Я специально приехала изПарижа, чтобы быть рядом с мужем. И никто из вас не посмеет мне помешать.

Значит, это и естьШанталь, графиня Анриет-Шанталь Онфлер, бывшая жена Мистраля, гарпия, какназывал ее чемпион, в течение пяти лет под различными предлогами не дававшаяему развода, прекрасное чудовище, наследница знатного семейства французскихвиноделов, производителей шампанского «Онфлер», владелица модного дома дамскогоплатья «Анриет-Шанталь» с салонами в крупнейших городах мира.

Мария призвала напомощь все свои силы и выступила вперед.

Графиня смерила еебрезгливым взглядом, словно она была докучливым насекомым. Марии вспомнилисьслова Мистраля, произнесенные, когда они впервые заговорили о Шанталь. —Что за человек твоя жена? — спросила она тогда.

— Красивая,богатая, коварная блондинка, — больше он ничего не добавил. По-видимому,считал такую характеристику исчерпывающей.

Француженкаокликнула ее, переходя на итальянский:

— СиньоринаГвиди! Ведь это вы — Мария Гвиди, любовница моего мужа, верно?

Мария молчакивнула.

— Непутайтесь у меня под ногами, — продолжала Шанталь, повышая голос. В немзазвучали визгливые, базарные нотки. — Убирайтесь вон! И прихватите ссобой своих друзей. Вам не удастся встать между мной и моим мужем!

Крепко держаМаттео под руку, Мария прошла мимо нее, не сказав ни слова.

Адель Вернати частоспрашивала себя, какие причины заставили ее сына жениться на этой французскойкукле с кучей титулов и людоедской философией, и наконец пришла к выводу, чтоМистраль «дал себя проглотить, как шоколадку».

Ей эта графиня,высоко задиравшая свой и без того вздернутый, прелестный носик, совершенно непонравилась. Она видела невестку всего один раз, через несколько месяцев послесвадьбы, и между ними мгновенно вспыхнула острая неприязнь. В то время молодыесупруги еще ходили в обнимку и ворковали, как пара голубков, занимая одно изпервых мест в списке знаменитых пар, воспеваемых в отделах светской хроникииллюстрированных еженедельников. Впоследствии те же отделы светской хроникисделали их постоянной мишенью скандальных сплетен и пересудов. Дальше — тишина.Адель с облегчением перевела дух. Шанталь Онфлер и Мистраль Вернати по-прежнемузаставляли прессу говорить о себе, но уже по отдельности. Это послужило ейпусть небольшим, но все же утешением. Однако спокойствие было недолгим. Вдруготкуда ни возьмись рядом с ее сыном появилась рыжеволосая красотка, которуюАдель тотчас же узнала: это была Мария, дочка Гвиди из Каннучето. О ней не былони слуху ни духу с тех самых пор, как она покинула Романью. И вот она вновьвозникла, словно ниоткуда, под руку с Мистралем. Адель хорошо ее знала, когдаМария была еще девчонкой, но вот какой она стала теперь? Адель с досадойподжимала губы. Ни разу в жизни, когда речь шла о вещах действительно важных,она не одобрила выбор Мистраля. Она принимала своего упрямого сына таким, какимон был, и любила его, но это не мешало ей ворчать на него.

Адель считала, чтоМистраль является плодом ошибки, совершенной ею сорок лет назад, когда она,вопреки желанию своей семьи, решила выйти замуж за Талемико Вернати, молодогокрасавца, у которого не было ни кола ни двора. Он рыбачил зимой, когда на моребушевали штормы, а летом, когда на побережье Романьи полно хорошеньких девушек,обслуживал купальни на пляже.

Мистраль, ихединственный сын, был точной копией отца. В этом необыкновенном сходстве, физическоми духовном, заключалась исходная ошибка: ей не следовало порывать со своимипровансальскими корнями и выходить за трижды проклятого, но неотразимого иобожаемого весельчака из Романьи.

Адель былаубеждена, что из-за ее ошибки все в жизни Мистраля пошло наперекосяк. Онавозненавидела чванливую аристократку Шанталь за ее бессовестную и злобнуюнатуру, но и к Марии относилась не лучше, считая, что беспутной матери-одиночкес дефективным ребенком ни в чем нельзя доверять. И если одну ошибку еще можнопростить, то две — это уж слишком: Мария сделала ее Мистраля отцом, не состоя сним в законном браке, они годами жили в грехе, не будучи «настоящей семьей».Вынося свой суровый приговор, Адель начисто игнорировала тот факт, что Мистральне мог жениться на Марии, потому что Шанталь не давала ему развода.

Профессию сынаАдель считала опасной забавой, сродни ремеслу ярмарочного акробата, кочующего сместа на место, «нынче здесь, завтра там». Словом, она была сыта по горло своимненаглядным сыночком, никогда не слушавшим ее мудрых советов. Если бы это былов ее силах, она попыталась бы разорвать пуповину, которая все еще, несмотря нина что, связывала их. Она хотела бы разлюбить его, но это было невозможно.Проходили годы, но Мистраль оставался смыслом ее жизни, светом ее очей.

Когда он былмаленьким, она в своих мечтах видела его бухгалтером с постоянным местом работыв банке «Кредито Романьоло» или «Касса Рурале». Или почтовым чиновником.Мистраль, при своих блестящих способностях, мог бы далеко пойти. Она желаласвоему сыну обеспеченного, солидного будущего.

Он же, напротив,никогда не задумывался ни о будущем, ни о ней, своей матери, хотя она непереставала твердить, что в один прекрасный день он доведет ее до разрывасердца.

Кровь Талемикобурлила в нем полноводным потоком, сметая на своем пути все предписания изапреты. Мистраль был таким с детства, со школьной скамьи. Учительницажаловалась Адели: «Ваш сын — настоящий Тарзан. Вроде и не глуп, но учиться егоне заставишь. Я бы сказала, он умен, но не хочет приложить старание. Емунравится бегать, играть, фантазировать».