– Что это? – спросила я тихо сама у себя.

Передо мной открылись списки… Много списков. Исполнители терактов: перечень состоял из сотен представителей.

Места: Московская область: аэропорт «Домодедово», Коломна и другие. Волгоградская область, старые заметки: железнодорожный вокзал города Волгограда, троллейбус пятнадцатого маршрута, декабрь две тысячи тринадцатого года. Отметка: выполнено. Парад Победы, Мамаев Курган: дата девятое мая две тысячи семнадцатого года. Отметка: в разработке. Хабаровск, торговый центр «Большая Медведица». Дата: декабрь две тысячи шестнадцатого. И другие…

Заказчики: вот тут у меня глаза полезли на лоб.

– Не может быть!

– Может, – раздалось у меня над ухом, заставив подскочить.

Макс оперся руками на спинку стула и всмотрелся в экран. С меня пот катился, казалось, ручьем.

– Это что же выходит? Оборотней в погонях больше, чем в детективах пишут? А эти чиновники?! Я за этого гада голосовала! – ткнула я в экран пальцем.

– Да, Владимир Владимирович не обрадуется. Делаем вот что, – вставил Макс свою флешку, начиная копирование. – Сейчас собираем вещи, а с утра пораньше переезжаем. Подумаем, через кого мы могли бы передать эту информацию до самого верха. Или как нам самим это сделать.

– Максим, – позвала я. – Мне страшно.

Я развернулась и уткнулась носом в его шею, пуская слезы. Крепкие руки подняли меня и перенесли на диван. Макс сел сам и расположил меня на своих коленях.

– Не реви, дурочка. Я же сейчас с тобой.

– Почему только сейчас? – всхлипнула я.

– А ты все-таки решила меня усыновить? – усмехнулся брюнет.

– Шолохов, ты… – не нашлась я с ответом.

– Да? – подтолкнул он меня.

– Спасибо тебе.

– Нет, детка. Одного спасибо мало, – повернул он мое заплаканное лицо к себе. – Ну же, поцелуй меня.

Сердце пропустило удар. На лице Макса красовалась нежная и в то же время торжествующая улыбка. Его насыщенно серые глаза смотрели на меня неотрывно и ждали ответа. И он был. Крепкий и страстный, отчаянный и беззащитный. Я крепко притянула Макса за шею, будто боялась, что мы снова с Ромкой будем одни, и он снова станет привидением, коим является сейчас абсолютно для всех, кроме нас.

Из его уст раздался тихий блаженный стон, но Макс был вынужден разорвать наше маленькое увлечение.

– Это самое потрясающее «усыновление», что мне удалось испытать.

Я поднялась с его колен чуть-чуть смущенная, но в душе ликующая. Не у одной меня мысли заполнены не тем, чем стоит. Но и у брюнета, похоже, недостаток всем известного комплекса витаминов.

– Не хочу пользоваться твоим доверием, – улыбнулся он. – По крайней мере сейчас.

Чтобы отвлечься, я стала порхать по дому, собирая вещи в дорожную сумку. Максим сел за стол, взял ручку и лист и принялся что-то чиркать.

– А что ты делаешь? – окликнула я его.

– Думаю.

– О чем?

– О том, как феерично вывезти вас из страны.

– А чем тебе Россия не нравится?

Меня немного передернуло, как-то не хочется сниматься с насиженного места в незнакомую страну.

– Как только информация со штаба планирования группировки попадет в нужные руки, она будет обнародована. Часть всей этой большой банды будет отловлена, часть ликвидирована, а чиновники тихо и без особых скандалов потеряют свои должности. Нам, как главным зачинщикам, покоя не дадут. По-любому кто-то из всей этой шайки выберется сухим, – он обернулся в мою сторону. – Много не бери. Так, пару вещей переодеться, желательно удобных. И платье свое в горошек запакуй, даже если не высохло. Сбережения и ценности оставь, нам будет на что жить.

– Хорошо, – пожала я плечами.

– Юля, – окликнул меня Макс через минуту с ноткой озарения в голосе. – А у тебя знакомых, случаем, в крематории нет?

– А тебе зачем? – изумилась я.

– Надо.

– Нет. В основном все в других городах работают. Из сокурсников только Наталья осталась.

– Значит, пойдешь ты, – слишком уж бодро заявил Макс, сделав на листе какой-то заключительный штрих.

Я заглянула в лист через его плечо, но дядя резким движением смял его и сжал в кулаке. На мгновение вместо ожидаемых записей я увидела двух корявых человечков, находящихся в неприличной позе по отношению друг к другу. И, видимо, этим штрихом Макс обозначил внушительное достоинство одного из своих персонажей.

– Я думала, ты заметки по делу какие-то фиксируешь, а ты фигней занимаешься, – возмутилась я шутливо.

– Детка, кто ж о таких делах пишет? Я думаю, а когда думаю, рисую.

– Весьма откровенные сцены, как я посмотрю.

– Ничего ты не понимаешь, это искусство, – веселился он.

– Ну-ну.

– Давай спать, время уже два часа. Нам вставать рано.

– Где бы тебе постелить? – задумалась я, залезая в шкаф за постельным бельем.

– Нигде, я с тобой лягу. У тебя еще одна подушка есть?

В брюнета полетела тяжелая перьевая подушка, запущенная мной с усилием. А этому хоть бы что! Перехватил и радуется, как мальчишка.

– Сколько тебе лет-то?

– Тридцать три, а что?

– Ведешь себя как подросток.

– «Вечно молодой, вечно пьяный…» – напел он, раскладывая старый диван.

– Оно и видно!

– Ну что ты ворчишь? Зато ты можешь быть спокойна в моих надежных объятиях.

Я лишь головой покачала.

– Ладно. Как-никак нам уже не по пять лет.

Мы удобно устроились, и, само собой, брюнет заключил меня в теплые объятья.

– А ты мягкая.

– Еще что-нибудь скажешь подобное, придушу этой же подушкой, – прошипела я.

– Силенок не хватит. Как вся эта какофония закончится, мы обязательно с тобой поиграем в подобные игры.

– Извращенец.

– Угу, – промычал он. – Тебе понравится, обещаю.

– Макс?

– Что?

– Отвали.

– Намек понял, сплю, – усмехнулся он последний раз.

Остаток ночи я спала беспокойно. Старалась не вертеться, но давалось мне это очень плохо. Временами спящий брюнет рефлекторно притягивал меня к себе. Казалось, ничто не может ему помешать наконец отдохнуть. И все же непривычно вот так лежать в одной кровати с мужчиной. И завтрашний день волновал не меньше.

Под утро я снова проснулась, раньше Макса. Он так же смешно сопел носом, вызывая мою улыбку. Я присмотрелась к его волосам и очень удивилась. Чтобы проверить свою догадку, взяла его короткий локон и оттянула чуть-чуть вверх.