10 Carolina предпочитает покупать …

И так далее…

Главное в этом деле — вовремя сообразить:

«мечтает» — простой,

«должен» — сильный,

а кое-что тут и вообще не глагол!

А сообразив — мгновенно переключиться в правилах между этими тремя положениями.

Щелк-щелк!

И — тренироваться! Нарабатывать быстроту и автоматику!

Не нужно даже говорить, что на следующий день после школы Андрюха был у той же волшебной двери. Вопросов к британскому гению у него за ночь накопилось много. Главный из них был такой: правда ли, что вас нет и никогда не было?

Андрюха уже знал, что странное “shake spear” («трясти копьем»), разумеется, явный и нескрываемый псевдоним. Под этой кличкой скрывала себя семейная пара графа и графини Рэтленд — и до этого он тоже успел докопаться прошедшей ночью. Загадочную парочку знали как «отшельников из замка Беллвью». Этакий семейный подряд: гениальный сценарист выдумывал сюжеты, а гениальная поэтесса записывала их стихами… И что театр в Британии XVI века был безумно популярен, но в то же время считался шутовством, источником порока, делом презренным и категорически неподходящим для аристократов — об этом он прочел тоже.

«Ишь ты какие, стеснялись они, — думал он. — Боялись, что дразнить их будут, что ли?»

Андрюха думал о том, как и, главное, кто мог бы дразнить графа с графиней за то, что они пишут стихотворные драмы. Ему представлялось что-то вроде перемены в его шестом «Б». Летящие на графские головы учебники математики и выкрики «Тили-тили-тесто, поэт и поэтесса!»

Окончательно решив, что сам он, имея такой талант и такую славу, ни в коем случае бы не стеснялся, а, напротив, очень бы даже гордился, он дошел до двери, выстучал на ней пальцем «1078» и, сказав себе «А вот возьму и спрошу!», решительно потяпул на себя холодную стальную ручку и шагнул за дверь.

Благоухающего можжевельником английского леса не было и в помине.

Дверь выбросила Андрюху прямо посреди огромного завода, в каком-то гигантском сборочном цеху. Ровный металлический гул был слабым, но мягко и мгновенно пропитал Андрюху насквозь, как горячий чай пропитывает брошенный в него кусочек сахара.

На гладком светло-сиреневом линолеуме пола не было ни пылинки, все везде было ярко освещено и ослепительно чисто. Через подошвы кроссовок Андрюха почувствовал легчайшую вибрацию, будто где-то глубоко под полом работал невидимый электрический мотор. В нескольких шагах от нашего героя проходило что-то вроде конвейерной линии. Ролики медленно вращались и тащили дорожку из толстой черной резины, а на дорожке стояли легковые автомобили, правда, несколько старомодного вида: не нашей обычной обтекаемой формы, а прямоугольные. Приятно пахло мылом, металлом, резиной и свежей масляной краской.

Вдоль рельсов с обеих сторон стояли люди в синей униформе и синих кепках-бейсболках, некоторые даже сидели на вертящихся табуретах на манер пианистов. В те короткие пять секунд, когда мимо них проползал автомобиль, каждый быстро и сноровисто выполнял всего одно движение. Один мгновенно закручивал какую-то гайку, другой ловко ставил на место левое заднее колесо, третий хватал из стоящей у его ног стопки дверцу — и она через мгновение будто прирастала к автомобилю.

Заводы Андрюха видел и до этого. Когда ему было лет пять-шесть и с ними жил отец, он пару раз брал Андрюху на свой электромеханический; правда, отцовский завод — неуютный, закопченный и грохочущий — на этот, сияющий, почти мультяшный, был похож довольно мало.

«Да, но где же мой Шекспир? И как же мой английский? Здесь какая-то ошибка», — подумал ученик 6 «Б» и уже взялся за ручку двери. Но дверь не поддавалась, будто невидимая рука повернула с обратной стороны ключ. Андрюха вздохнул — делать нечего, останемся на заводе, а там посмотрим — и подошел к ближайшему рабочему, молодому чернокожему парню в таком же, как у всех, синем комбинезоне и кепочке.

— Здравствуйте! А мы вообще-то где?

Парень приветливо заулыбался на все тридцать два белоснежных зуба, но вопрос явно понял по-своему.

— The glorious fifth assembly, sir! Прославленный пятый сборочный!

— А чем это он такой прославленный? — спросил Андрей.

— Как это чем, сэр? Нам, наконец, удалось обогнать четвертый! Весь 1927 год мы держим переходящее знамя! Мы лучшие в Форд-Моторе, сэр! А Форд-Моторе — сердце Детройта, сэр! А Детройт — сердце Америки, сэр! А меня зовут Сэм Уилсон, сэр, и я простой негр, и я владею одним из этих автомобилей, и домом с лужайкой, по которой целый день носятся как угорелые трое негритят, а моя Молли целый день вытирает им носы, ждет четвертого и благодарит Бога за то, что вышла замуж за балбеса Сэма Уилсона!

Андрюха подумал, что фраза о знамени хоть и была сказана на чистом английском, “We hold the transitive banner”, но показалась ему почему-то смутно знакомой. Не то фильм старый вполглаза смотрел, не то бабушка что-то такое рассказывала…

Вдруг Андрюха увидел, как вдоль конвейерной линии двигается небольшая группа людей. Впереди шел худощавый человек небольшого роста в дорогом светло-сером костюме-тройке, с колючим и властным взглядом глубоко посаженных серых глаз. Рабочие, не поворачивая головы в сторону начальства, продолжали делать каждый свою работу. К одному из этих живых роботов (тому, который ввинчивал левую фару) человек в сером костюме подошел и несколько секунд наблюдал за его работой, а затем занял его место у конвейера. Плавным коротким движением он вставлял фару в проползающий мимо автомобиль, затем делал едва уловимый поворот запястья — и фара прилипала к нужному месту, будто росла там всю жизнь. Поработав пару минут, человек в костюме похлопал рабочего по плечу, вытер платком руки и решительно пошел прямо к Андрюхе.

— Hi Mister Watkins! How are you? My name is Ford, Henry Ford. I am a manager.

— Очень приятно!

Рукопожатие Форда было крепким и энергичным, а ладонь по твердости напоминала сосновую доску. Андрюха уже не спрашивал, откуда Форд знает его имя и почему не удивляется его появлению.

— Я получил указание Главного Менеджера встретить вас и оказать помощь в вашей миссии. Время — деньги, дорогой мистер Уаткинс! Итак — что вы уже знаете?

Андрюха хотел было начать с самого начала — с чудесной встречи с вороном Рэйвеном — но понял, что в беседе с таким деловым собеседником надо сразу брать быка за рога.

— В каждой фразе есть сначала подлежащее, потом сказуемое, — отчеканил он. — Подлежащее есть всегда, и, даже если кажется, что его нет — оно есть. А вот глагол бывает или простой, или сильный, или ТО BE.