Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими словами он нацарапал на песке человечка и рядом написал “simple verb” — «Простой глагол».
— Однако глаголы бывают и другие…
Шекспир выдержал длинную драматическую паузу. Он посмотрел на заходящее солнце, перевел взгляд на свинцового цвета неприветливую Темзу, а затем на Андрюху.
— Глаголы, сэр Эндрю, бывают и непростые. Я бы сказал, очень даже непростые.
Shakespeare is the most genius among the people who have never existed. — Шекспир — это самый гениальный из людей, которые никогда не существовали.
— Какие же, если не простые? Сложные?
— Ну, сложными я бы их не назвал. Эту великолепную шестерку я называю глаголами сильными. В отличие от всех обыкновенных, то есть слабых: всех этих знать-делать-слушать-видеть-читать-писать…
Итак, вот эти шесть красавцев.
Can; may; must; will; should; would.
«Могу, можно, должен, буду, сто́ит и бы» — уложилось у Андрюхи в голове.
— А что с этим «бы»? Это тоже глагол? — спросил он великого барда. — У нас это так, частица какая-то.
— Да, и это глагол. И не какой-то там простой, а сильный. Великий Джеффри Чосер, гений английского народа, создатель английского языка, величайший драматург и поэт всех времен, называл эту шестерку очень интересно: “pair-making verbs”.
Парообразующими глаголами!
Андрюхе захотелось поправить Шекспира, что вообще-то величайшим драматургом и гордостью английского народа, насколько сам он слыхал краем уха, является непосредственно его приятный собеседник, а ни про какого Чосера он ни сном ни духом не знает. Но он предпочел не отвлекать того от темы.
— Итак, эти шестеро — глаголы, и не лишь бы какие, а парообразующие. Сильные. Во всем особенные. Во всем другие, — продолжал драматург.
— А в чем логика выбора? Почему именно этим шести такая честь? И почему они парообразующие?
— Дело в том, что у них есть одна небольшая особенность. Любой глагол нормальный, то есть слабый, имеет свой смысл. Спать — это спать, пить — это пить… А эти шестеро смысла сами по себе не имеют и самостоятельно стоять вообще не могут! В самом деле, какой прок в слове «можно»? Можно ЧТО? Там непременно должен стоять второй глагол — можно спать, можно гулять… Точно то же самое касается и «могу», и «должен»…
Вы уже знаете, my friend, что простые, разумеется, тоже время от времени могут образовывать пару.
Хочу + знать. I want to know.
— В этом случае между первым и вторым есть ТО! — подсказал Андрей.
— Именно так, дорогой сэр, — отвечал ему Шекспир. — Но вот смотрите:
I can see.
They may rest.
People must work.
She will come.
He should try.
We would know…
— А где же правила? Эти, два? — спросил Андрюха. — Где S на конце первого слова и ТО между первым и вторым?
— В том-то и дело. Их нет! Их там запрещено ставить! Сильные — на то и сильные, они игнорируют оба эти правила! Им на правила просто наплевать!
Последнюю фразу Андрюха услышал, разумеется, как “They simply don’t care about the rules!”, но правильный смысл возник у него в голове сам собой.
— А вот вам второе упражнение, мистер Уоткинсон. Когда вы вернетесь в свой мир — возьмите лист пергамента и перо. Проведите вертикальную черту. Слева от черты напишите имена ваших уважаемых коллег, вассалов или политических противников… Штук двадцать.
— Одноклассники, думаю, тоже подойдут? — спросил Андрюха.
— Пишите на здоровье кого хотите! Отрок может взять для примера своих одноклассников, воин — однополчан, ребенок — друзей по играм, а узник — сокамерников!
Андрюха слышал последние слова, как и все, что говорил драматург, по-английски. Classmates, platoonmates, playmates, cellmates… Чего-то там «мейт» — вот и единый рецепт для всех этих слов. «А прикольный все-таки язык, и простой очень», — подумал Андрюха.
— А справа от черты напротив имен пишите вперемешку простые глаголы и сильные, — продолжал Шекспир. — Хочет, должен, любит, знает, может… Теперь скажите, кто из персон в вашем списке первый?
— Екатерина Степанцова. Есть такая, вредная хорошистка…
Истории неизвестно, понял ли Великий бард, что такое хорошистка — однако посмотрел он на собрата по мужскому племени из XXI века как-то уж очень понимающе.
— Итак, у нас есть прекраснейшая и достойнейшая дама по имени Екатерина, а ей досталось слово… Хочет! И у вас есть полсекунды! Стреляйте, сэр! Импровизируйте!
— Степанцова wants to learn! — выпалил Андрей.
— Так, и S на месте, и ТО! — одобрил Шекспир. — Кто там следующий?
— Грига Растриндяйкин, — вспомнил наш герой своего вечного соратника по всем школьным затеям и хулиганствам.
— Отлично! Сэр Грегори Растриндяйкин, эсквайр… И ему достается “must”! Стреляйте не думая!
— Растриндяйкин must understand!!! — заорал Андрюха. — Ни «эс», ни «ту»!
— Замечательно! В общем, переключайтесь, друг мой, переключайтесь! Тренируйте у себя в голове эти два варианта: фраза на простые глаголы и фраза на сильные, — великий бард своим учеником был нескрываемо доволен.
— И сколько вот так тренировать? — поинтересовался Андрей. — Я не ленивый, я… это… просто интересно, как я узнаю, что уже хватит.
— А показатель здесь очень простой. Пока не перестанете думать, друг мой. Когда язык ваш будет сам ставить где надо S, где надо ТО, а где надо — ничего… Кстати, это явно не тысяча лет труда, дорогой мистер Уоткинсон. Максимум полчасика.
Андрюха уже хотел было прощаться и благодарить великого барда за урок, как тот хитро прищурился и негромко сказал:
— Да, чуть не забыл: кроме простых и сильных, есть еще третья система.
«Опаньки! И что же это может быть?»
— Так, — начал вслух рассуждать уже опытный англичанин Андрюха. — Если Степанцова ХОЧЕТ учить математику — это явно глаголы простые:
Stepantsova wants to learn Mathematics.
Если же она ДОЛЖНА учить — вот они, парообразующие:
Stepantsova must learn Mathematics.
Но какой случай третий, чисто теоретически?
— А вот какой, — ответил Шекспир. — Ваша достойнейшая леди не «хочет», не «желает» и не «страдает». Но она и не «должна знать» и не «Может понимать». Она… красивая!