в Доме не было. И двери закройте! — командует Ларс и она тут же исчезает, только пыль в воздух поднялась.

— Кхе-кхе — кашляет Ларс: — натворила ты делов Тайра. Церковники теперь от нас не отстанут. Говорил я тебе, что нельзя людей убивать, а в Лесу — особенно. Эх… — он машет рукой: — а теперь…

— Кстати — вспоминает она: — ты же говорил, что все в Лесу братья и это в Кодексе написано.

— Написано — подтверждает Ларс и вынимает трубку изо рта: — я же сам тебе читал.

— Ибо каждый в Лесу брат тебе и брату — братово отдай… так кажется? — спрашивает Тайра, внимательно следя за глазами старейшины — моргнет, не моргнет. Моргнул. Недоуменно так.

— Нет, не так — говорит он: — сказано было «В Лесу каждый человек — тебе и друг другу брат». Не помнишь?

— А… вот как. — кивает она. Она помнит эту фразу. Вот только каждый раз она звучала немного по-другому. Странное чувство возникло у нее в груди. Так же, как она знала, совершенно точно знала, что Тварь — древняя и что ее клыки давно протухли — она знала сейчас, что старейшина обманывает ее.

Но для чего? Зачем ей врать про Кодекс? Она открыла рот, чтобы спросить Ларса напрямую и тут в покой вошел Гром.

— Тайра! — расплылся в улыбке он: — вернулась! Дай-ка я тебя обниму! — она вскочила на ноги и тотчас оказалась в медвежьих объятиях Грома. Объятия были теплыми и надежными, такой островок в неопределенности мира.

— Гром! — она зарылась лицом в его меховую безрукавку: — старый ты перец! Нипочем не угадаешь что со мной случилось! Сперва Тварь, потом чужак вот этот… и вот! Погоди… — она отстраняется и достает замотанное в тряпицу ядро Твари, аккуратно разматывает сверток и гордо демонстрирует ему янтарное свечение.

— Вот засранка! — грохочет Гром и трепет ее по голове: — кто у нас лучшая Охотница в поселении? Да что там в поселении? По всему юго-западу! Ты молодец! Ну, рассказывай — как⁈ — и он наклонятся к ней с горящими глазами и Тайра думает что Гром лучше всех понимает ее, понимает каково это…

— Гром! Хватит — негромко говорит Ларс и из старины Грома будто спускают воздух. Он оглядывается на старейшину и раздраженно морщится.

— Ларс, вот умеешь ты момент испортить. Наша девочка вернулась из рейда и вернулась не с пустыми руками! В одного Тварь завалила, ядро не испортила, извлекла и доставила как надо, и…

— И убила в лесу восемь человек — сухо продолжил Ларс.

— Что⁈ — Гром отшатнулся как от удара. Повернулся к ней: — это правда?

— Правда — кивнула Тайра. Она не видела проблемы и не понимала в чем тут дело. Чего это они тут раскудахтались. Ну, убила и убила. Тварей она уже убивала. Зверей разных — тоже. Не убивала людей, но это же была самооборона. И… не только самооборона. — она бросила взгляд на притворяющегося мертвым чужака, который лежал на мехах. Неудобно ему наверное, подумала она.

— Это случилось… — говорит Гром и садится на пол. Тайра смотрит на него и не понимает. В голосе Грома — не осуждение. И не сожаление. В нем — радость. Чему он радуется? Может тому, что она теперь умеет убивать людей? Это не сложно. В ее голове прямо сейчас есть тысячи, десятки тысяч вариантов убийства человека. Люди — такие хрупкие существа. Она могла бы убить и Ларса и Грома меньше чем за секунду, стоит ей только принять такое решение. Конечно, она никогда так не сделает, но все-таки люди такие хрупкие.

— Сколько на этот раз? — ворчит Ларс: — сколько? Периоды уменьшаются, Гром. Ты уверен, что стираешь достаточно? Как это работает вообще?

— Это случайность — говорит Гром: — просто случайность. Ну встретила она кого-то на дороге, эти придурки ее спровоцировали, вот и… концепция самообороны в подкорке прошита. Базовые рефлексы.

— Исправь все это. А потом — пошли ее убрать трупы в лесу. Мне меньше всего церковники тут нужны.

— А этого? — Гром кивает на чужака и чужак сдерживает дыхание.

— Он поди помер уже… — Ларс чешет подбородок черенком трубки: — но свидетелей оставлять…

— Это да. — соглашается Гром. Тайра хмурится. Ей не нравится разговор. Не нравится, как ведут себя эти двое. Они разговаривают так, будто ее и нет вовсе. Будто она — предмет интерьера. Декорация. Вещь.

— Старейшина Ларс. Гром — говорит она, не выдавая своего раздражения: — может мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит? — она поворачивает голову и тут Гром бросает Слово.

Она слышала Слово и не один раз, вдруг понимает она и уже раскрывает рот, чтобы спросить и… ничего. Она не может открыть рот. Тайра поднимает руки ко рту и понимает что руки ее не слушаются. Все тело ее не слушается. Она — парализована, как мелкие зверушки в лесу, в которых паразиты Тварей впрыснули свой яд.

— Видишь, что происходит — ворчит Ларс, пока она ужасается ситуации и пытается вернуть себе контроль над своим телом: — она уже и вопросы задает.

— Все сейчас исправим — говорит Гром: — сейчас. Только выйди, пожалуйста, ты же знаешь, что я…

— Вот каждый раз я думаю, что ты это специально проделываешь — отвечает Ларс и кряхтит, вставая: — чтобы просто девкой попользоваться всласть.

— Я защиту поселения под угрозу никогда не поставлю — отвечает Гром и в его голосе звучит сталь: — пшел вон, старый развратник. И не пускай никого… часа два наверное.

— Ты лучше постарайся, чтобы на этот раз она подольше продержалась. А то люди в поселке уже и замечать стали… странное. — говорит Ларс и выходит из покоев. Они остаются втроем — она, потерявшая контроль над своим телом, Гром и чужак, который притворяется что потерял сознание. Или умер.

— Тайра… — негромко говорит Гром и достает из кармана безрукавки сверток. Раскатывает его по мехам, обнажая инструменты: — мне очень жаль. Ты… и вправду красивая. И сильная. И много чего еще. И чтобы не говорил этот старый развратник — мне не доставляет это никакого удовольствия. Ну… было пару раз, но это давно уже. Когда тебя только нашли. Тогда тобой пользовались Ларс и старый Тот, вот я и… тоже. Но сейчас… сейчас ты одна из нас. Ты мне как сестра и я никогда не позволю этому старому мухомору наложить на тебя руки. Ты действительно Охотница на Тварей и гордость нашего поселка. Никто не знает кто ты и что ты, старый Тот умер и остались только мы с Ларсом. — он встает и аккуратно кладет ее на меха. Она пытается вырваться, закричать, применить одну из сотен тысяч смертоносных техник, но не может сделать ничего. Руки Грома, большие, грубые руки — скользят по ее телу освобождая ее от ремней и лямок, стягивая набедренную повязку.

— Знаешь, что самое