Маруся звонко икала и сидела с осоловелыми глазами, тихо поскуливая.

– Что делать будем? – И дядя Сева почесал затылок. – Бабушка, наверное, очень огорчится… А сколько она будет отдыхать?

Сериал показывали по две серии, и у нас еще оставалось больше часа до того, как бабушка выйдет из комнаты.

– Так, вот тебе тысяча, нет, лучше две, и несись в универсам! Купи там несколько упаковок замороженных котлет – сами нажарим! И еще купи винегрет!

– Но бабушка говорит, что…. – начала я.

– Ерунда! Винегрет, он и в Африке винегрет! – выталкивая меня за дверь, уверенно сказал дядя Сева.

Я обернулась быстро – купила четыре упаковки котлет «Домашние» и целую батарею пластиковых емкостей с винегретом.

На кухне дядя Сева уже разогревал огромную сковородку под тихий скулёж Маруси.

Мы управились за сорок минут. На столе теперь, опять под красивой салфеткой, высилась пирамида из котлет, а в миске багровел винегрет.

Я распахнула форточку, чтобы выветрился котлетный чад, а дядя Сева, повертев в руках жирную сковородку, открыл дверцу шкафчика под мойкой и сунул ее туда.

– Маруська потом вылижет, когда сковорода остынет!

Тут я ахнула, сообразив, что тарелка и миски так сверкали, что я их и не помыла, но уже было поздно: по коридору, шаркая тапками, шла бабушка.

Обед начался славно: я помогала расставлять праздничный сервиз и резать хлеб, Лидка перекидывалась шутками с дядей Севой, мама стругала тонкими ломтями рыбу, а нарядная разрумянившаяся бабушка разливала борщ, который настоялся и благоухал на всю кухню.

– Если бы вы знали, как я мечтал у себя на станции об этом самом домашнем борще, – там лишь консервы, лапша да сушеные овощи без вкуса! – уминая вторую тарелку, умиленно говорил дядя Сева.

Мама угостила Марусю хрящиками из борща, но та отвернула морду. А потом и вообще тихо ушла с кухни.

– Какая воспитанная собака – не клянчит у стола! – восхитилась мама.

– Ну! Маруська – гениальная собака: и сторож, и друг! – похвастался дядя Сева.

Я же нервно ждала момента, когда все примутся за второе…

Мама разложила по тарелкам винегрет и котлеты, я предложила всем хлеб и домашнюю горчицу.

Бабушка надкусила котлетку, пожевала и наморщила лоб. Затем задумчиво поковыряла вилкой винегрет и сказала:

– Сашенька, принеси мне, пожалуйста, очки. Они лежат у телевизора.

Я в ужасе лягнула дядю Севу ногой под столом. Он сразу сориентировался и с удвоенной силой стал заливать что-то смешное про Север, одновременно нахваливая котлеты.

– Я не нашла, бабушка, твоих очков, – соврала я, боясь даже смотреть в ее сторону.

Тут Лидочка вышла к себе в комнату за книгой… И через минуту квартира огласилась леденящим душу двойным воплем! Причем Лида вопила басом, а Маруся виртуозно брала высокие ноты.

– Лида! – вскричала бабушка.

– Маруся! – взвыл дядя Сева.

Все повскакали с мест и кинулись к Лиде в комнату, цепляясь в коридоре за оленьи рога и огибая забившуюся в угол Марусю.

О ужас! Перед нами была картина, достойная кисти художника, как любит говорить бабушка!

На замечательном зеленом, с длинным ворсом, паласе Лидочки громоздились огромные кучи, украшенные сверху плохо переваренным горошком из винегрета… Словно на этой искусственной «лужайке» порезвился крот!

И тут бабушка стала хохотать! Отсмеявшись и вытерев выступившие слезы, она сказала:

– Ох уж этот Сева! А я-то вся извелась, не понимая, что случилось с котлетами и винегретом!..

Потом смущенный и перепуганный дядя Сева кинулся гулять с Марусей, мы с мамой стали чистить Лидочкин палас, а бабушка – тихо утешать Лиду на кухне.

И уже за чаем бабушка сказала нам с дядей Севой:

– Дорогие мои, хотя вы и врали из лучших побуждений, но надо было сразу мне во всем признаться! Потому что ВСЕ ТАЙНОЕ ВСЕГДА СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ! – И дала Маруське кусок котлеты.

В воскресенье мы с Лизой долго катались на горке, съезжая с визгом в старом чемодане, найденном на помойке, потом немного полизали сосульки, и в результате я заболела. Лизу болезнь миновала: она ограничилась порванными рейтузами.

Еще с вечера меня стал бить озноб, покраснело горло, а утром поднялась температура. Бабушка сразу принялась звонить в поликлинику и вызывать врача.

Я дремала, периодически проваливаясь в какой-то бред, пока не раздался звонок в дверь и не пришла наша участковая, вся холодная с мороза. Она раздраженно спросила:

– Ну, что у нас тут?

Потом бросила взгляд на термометр, пощупала желёзки и посмотрела горло, тыкая в мою открытую пасть ложкой. Фу, какая гадость! И руки у нее пахли отвратительно – чужими слюнями! В общем – ангина и постельный режим.

Бабушка вся сникла и противно залебезила перед этой холеной докторшей. А та лениво обвела глазами мою комнату и сфокусировалась на кошельке в бабушкиных руках.

Бабушка сразу засуетилась и зашелестела сторублевками. Когда «бесплатная медицина» удалилась, бабушка засобиралась в аптеку и магазин, спросив меня в дверях, чего бы мне хотелось вкусненького.

Самое противное – что ничего! Мне абсолютно ничего не хотелось, и я опять погрузилась в какие-то бредовые сновидения.

Так я валялась пару дней. Лизу ко мне не пускали, чтобы она не подцепила ангину, и было очень скучно и тоскливо.

От лимонов с медом горло царапало не меньше, чем от само́й ангины, от насморка нос раздулся и покраснел. С немытой головой и распухшим носом, завернутая в махровый полосатый халат, я казалась себе настоящей уродиной, безобразной страшилой, никому не нужной и всеми забытой. Как все несправедливо в жизни!

– А почему, бабушка, одним достается всё, а другим – ничего?

– Как это – ничего? – поинтересовалась бабушка. – Кого ты имеешь в виду? Уж не себя ли?

Я засопела и отвернулась к стене. Конечно, и себя тоже. У других и отцы, и машины, и деньги, и за границей отдыхают, а мы всё копейки считаем, занимаясь «любимым делом жизни». Ха! И знакомые у нас такие же…

А на следующий день мне подарили маленький ноутбук. Конечно, это бабушка дала деньги и настояла на подарке, а идея купить ноутбук принадлежала маме с Лидой.

Лида сказала:

– Давай учись! Ты у нас самый продвинутый пользователь, а главное, наконец-то оставишь в покое наш компьютер и будешь сидеть в своей комнате. А то уши стали лопухами от подслушиваний… – И, хмыкнув, добавила: – И жаловаться всем перестанешь, что ты самая несчастная на свете!..