– Ладно. Мы сейчас сядем на поезд до Шэньчжэня. И перестаньте говорить на родном диалекте, какой-никакой, а путунхуа[14]лучше, чем наш говор.

Рябой Ли много времени провел вдали от дома, так что бегло говорил на путунхуа. Девушки сначала хихикали, а потом приумолкли. Когда они говорили на диалекте, их речь так и лилась, но стоило перейти на путунхуа, и язык словно костенел и не поворачивался. Они заставляли себя говорить на путунхуа, иначе, кроме Рябого Ли, никто их больше и не поймет. Цянь Сяохун припомнила уроки в школе, когда они читали по слогам, и начала произносить слова в такой же манере, обучая Ли Сыцзян:

– Те-бя зо-вут Ли Сы-цзян. Ме-ня зо-вут Цянь Сяохун. А э-то Ря-бой Ли. Мы при-еха-ли из Ху-на-ни! Ой! Глянь, сколько бананов! Тут бананы прямо на дереве растут! – Только что Цянь Сяохун упражнялась в путунхуа, произнося слова по слогам, а тут внезапно выпалила целую тираду на хунаньском диалекте.

Ли Сыцзян перестала хмуриться и скорчилась от смеха. Рябой Ли тихонько цыкнул на Цянь Сяохун, мол, в вагоне есть другие люди, и тут Цянь Сяохун заметила, что какой-то парень, с виду сезонный рабочий, ржет над ней, да еще и пялится без зазрения совести. Вот ведь придурок! Цянь Сяохун выпрямилась и про себя крепко выругалась.

Ли Сыцзян снова судорожно обыскивала все свои карманы сверху, снизу, снаружи и внутри, ни одного не пропустила.

– Сяохун, когда мы денег заработаем, я куплю себе красивых шмоток. Эта одежда слишком простецкая, шэньчжэньцы меня не засмеют? – теребила Ли Сыцзян подругу.

– Тогда надо побыстрее приступать к работе! Будет тебе и новая одежда, и хлеб, и мужики[15], – отвечала Цянь Сяохун, растягивая звуки.

– Внимание! Внимание! Говорим на путунхуа! – Рябой Ли все это время дремал, а тут вдруг начал вещание.

– Хорошо. Давайте говорить на этом птичьем языке. Мы ско-ро при-е-дем в пре-крас-ный Шэнь-чжэнь. Ли Сы-цзян, ну чё, ты ра-да? То есть «что»! Радехонька! В смысле ра-да.

Всю дорогу они пялились в окно и называли все, что видели, на путунхуа, а Рябой Ли выступал в роли учителя и своевременно поправлял девушек. Когда поезд прибыл в Шэньчжэнь, у обеих языки словно оттаяли и могли свободно поворачиваться во рту, скручиваясь едва ли не в узел. Рябой Ли велел им побольше тренироваться, и тогда будет получаться еще лучше.

2

Пассажирский микроавтобус вилял из стороны в сторону, то и дело тормозил и останавливался. Молодой парень, продававший билеты, стоял, открывал и закрывал двери, провожал одних пассажиров и приглашал других садиться. На локте у него висела черная холщовая сумочка, которую он прижимал к паху, словно занимался рукоблудием. Эта картина показалась Цянь Сяохун забавной, и она тихонько засмеялась.

– Деньги – это для мужика самое дорогое, можно сказать, стержень всего, – сказал Рябой Ли, и слова его прозвучали двусмысленно. – А у женщин тогда какой стержень?

– Мужики!

– Да щас! У женщин тоже деньги! Иначе зачем им мужики? Это как в математике: если А равно Б, а Б равно С, то А тоже ведь равно С.

Цянь Сяохун подумала: «А для того мужика в болтающихся штанах и для парня, который хотел поиметь Ли Сыцзян, стержень – это бабы, за счет которых они живут».

– Женщины крутятся вокруг мужиков ради денег, скоро увидишь. – Рябой Ли явно знал, о чем говорил.

– Значит, у кого деньги, тот и главный? – внезапно осенило Ли Сыцзян.

Рябой Ли поперхнулся, а потом сказал:

– Сестренка, очень мудрое замечание!

– Ли Сыцзян правильно сказала. Все именно так просто, – Цянь Сяохун снова перешла на хунаньский диалект.

– Выходим из автобуса! Выходим! Остановка «Маган»!

Автобус выплюнул трех пассажиров и на прощанье выпустил из выхлопной трубы столп черного дыма, от которого они чуть не задохнулись.

– Это что за место? – Девушки ошалело озирались.

Кругом воняло гнилью, колеса автомобилей поднимали желтую пыль, автомобильные развязки только-только выросли над широкими дорогами, а здания напоминали хаотично расставленные шахматные фигуры. Ли Сыцзян ни на шаг не отставала от подруги, а у Цянь Сяохун вскоре появилось чувство, будто она бродяжничает.

– Это Маган, пригород Шэньчжэня, сам Шэньчжэнь чуть подальше. – Рябой Ли ткнул в неопределенном направлении.

Девушки посмотрели в ту сторону, куда он показывал: сплошная серость, туман и больше ничего, что-то даже силуэтов небоскребов не видать. Ноги девушек устали и едва передвигались, пока они топали за Рябым Ли. Они прошли почти весь городок по диагонали и увидели, что посреди пустыря вырос какой-то белый навес и одноэтажные строения. Красные иероглифы на белой табличке гласили: «Пункт приема утильсырья». Ли Сыцзян приуныла:

– Только не это. Ты что, мусор собираешь, а нам все набрехал?

– Я только помогаю хозяину. Не стоит пренебрежительно относиться к хозяину пункта по приему утильсырья, он на мусоре разбогател, – сокрушенно вздохнул Рябой Ли.

Цянь Сяохун подумала, что слышала, как сборщики мусора строили себе маленькие дома, но представить не могла, что, перепродавая мусор, можно сколотить целое состояние. Глядя на подавленную Ли Сыцзян, Цянь Сяохун еще больше отчаялась и вслух произнесла:

– Как говорится, на какую гору взошел, такую и песню пой. Ли Сыцзян, давай для начала устроимся, а потом уж поговорим.

Девушки со всеми своими пожитками поплелись дальше по глинистой тропе мимо домика в западном стиле, затем пересекли небольшую площадку, снова повернули и оказались под временным навесом.

3

– Я же говорил, что сюда нельзя приводить посторонних на ночлег, штраф влепят! – отчитывал работ ниц здоровый мужик с квадратной головой. Он говорил на путунхуа с сильным кантонским акцентом и при этом переминался с ноги на ногу и махал руками, выражая своими конечностями все скопившееся раздражение.

На стене висела каллиграфия, даже не то чтобы каллиграфия, а написанные кистью от руки правила поведения в общежитии.

Рябой Ли осторожно обратился к здоровяку, размахивающему руками и топающему ногами, «начальник Чжуан», тот напустил на себя строгий вид, но когда оказалось, что Рябой Ли привел с собой двух юных девушек, лицо его озарилось светом, словно настольная лампа, но тут же слегка затуманилось.

– Заведующий Ли, рад снова видеть! Тут дел невпроворот.

– Начальник Чжуан, это мои землячки.

Как только лицо начальника смягчилось, Рябой Ли осмелел.

– О, добро пожаловать, добро пожаловать! Вы, на верное, устали. Отведи сначала девушек отдохнуть!